Шестьдесят лет прошло с победного мая 1945 года, 17 лет уже нет отца, но чувство несправедливости и вины не дает мне покоя. Случилось так, что при жизни мой отец — Ткачев Яков Терентьевич, 1915 года рождения, — не получил удостоверение участника Великой Отечественной войны, а я не смог ему в этом помочь.
Помню, как в 1959 или 1960 году взял я в библиотеке рассказ Михаила Шолохова «Судьба человека». Длинными зимними вечерами читал его отцу, который останавливал меня, выпивал рюмку, курил и плакал. Рассказ этот его поразил той правдой и той жестокой судьбой, которая была ему близка и понятна.
До войны в течение 5-и лет мой отец рубил уголь на шахтах Донбасса, мать года два-три работала откатчицей вагонеток, пока не родила мою старшую сестру.
19 марта 1940 года Постышевским военным комиссариатом Донецкой области отец был призван на действительную военную службу и направлен в строительный батальон № 333, который строил оборонительные сооружения в районе станции Вилковышки Литовской ССР.
Война застала отца на границе. 22 июня 1941 г. батальон принял первый бой, в котором отца ранило в правую ногу. Батальон отступал и в конце смешался с другими частями Советской Армии, которые оказались уже в тылу у фашистов. 30 июня 1941 года в безымянном яру окруженных живых взяли в плен. С тех пор и начались хождения по мукам моего отца. Колонну советских солдат погнали в концлагерь. Лагерь находился под открытым небом, спали, прижавшись друг к другу, днем гоняли на работу, били, как скот, за то, что спотыкались или на ходу срывали траву, били за то, что долго не умирали, за то, что были советскими солдатами.
С апреля 1942 по август 1944 г. отец вместе с другими военнопленными работал у бауэра, находясь на лагерном пайке, — 1 буханка цвелого хлеба на 5 человек в день и похлебка из брюквы.
В августе 1944 года военнопленных снова вернули в концлагерь в г.Истенбург, так как фронт уже приближался к Восточной Пруссии. В феврале 1945 г. фашисты начали ликвидировать концлагерь. Военнопленных колоннами гнали к Балтийскому морю, там сажали на баржи и топили в море.
Колонну из 220 человек, в которой находился отец, на ночь загнали в большую конюшню. Отец вместе с товарищем Оськиным Владимиром Ивановичем, уроженцем Воронежа, спрятались в сено. Утром фашисты выгнали пленных во двор и начали считать. Отец слышал, как кричали фашисты: , потом штыками кололи сено, но, слава богу, сена было много и беглецы были глубоко. К счастью, началась артподготовка из советских дальнобойных орудий, снаряды падали совсем близко, фашисты забегали, и колонну погнали дальше к морю.
К вечеру отец с товарищем вылезли из сарая и пошли в сторону линии фронта. Шли всю ночь и на рассвете подошли к одному имению. Немцев поблизости не было, а вышедший человек их окликнул по-русски.
Впервые за многие годы они ели вареную картошку и пили молоко.
В сарае на сеновале, куда их спрятали, было еще 7 человек наших, бежавших из концлагерей. Фашисты рыскали всюду, искали беглецов, но эти добрые люди их не выдали. Через 3-4 дня линия фронта была рядом, и вот наконец свобода.
С неделю отощавших пленных продержали при кухне, проверили в особом отделе и 11 марта 1945 года, вручив винтовки, отправили на передовую в составе 380-го стрелкового полка. За взятие города Гданьска отец получил «Благодарность Сталина», затем приказом 1264 СП 3 0113/н от 01.04.1945 г.
был награжден медалью «За отвагу». При форсировании Одера был тяжело ранен в левое предплечье. С 19 апреля по 6 августа 1945 г. находился на излечении в 1743-м эвакуационном госпитале, затем был отправлен на доизлечение по месту жительства и находился в Кореневской больнице по октябрь 1945 г.
Во время перемещения по госпиталям у отца украли медаль и удостоверение к медали «За отвагу». Вернулся он с фронта с одной «Благодарностью Сталина».
В декабре 1946 г. родился я, а в голодном 1947 г. отцу за 6 фунтов отрубей, спрятанных в навозе для нас, умирающих в землянке с голоду, дали 20 лет, припомнив концлагерь, и отправили в Воркутинскую область валить лес.
Рассказывал отец, что 3 года воркутинских лагерей были не лучше фашистских концлагерей. Поножовщина, побои, непосильный труд и лагерный паек — это все, что осталось в памяти.
В 1950 году отца перебросили на строительство Волгодона, а в мае 1953 года отец вернулся домой. Осенью 1953 года получил за строительство Волгодона премию, за которую мне справили первое в жизни пальто.
12 лет войны, концлагерей и наших лагерей не сделали отца жестоким. Он с уважением относился к Сталину и советской власти, а мне говорил: «Учись, сынок, поступай в партию и будь человеком». И я учился. Закончил школу, техникум, университет, стал геологом, работал в горах Тянь-Шаня и Памира, на Севере и на Украине, а вот в партию «не втолпился», хотя и считаю до сих пор социализм самым справедливым общественным строем и жалею о развале Союза.
В 1985 году, когда к 40-летию Победы фронтовиков награждали орденами Отечественной Войны, я сказал отцу, что ему положен орден первой степени.
Описав события, при которых отец был награжден медалью «За отвагу», я отправил письмо в Центральный архив Советской Армии. В сентябре 1985 года отец получил удостоверение к медали «За отвагу» за №108815.
Собрав все документы, в том числе свидетельство о болезни из госпиталя №1743, в котором значилось, что отец был ранен в боях при защите СССР, удостоверение о награждении медалью «За отвагу», «Благодарность Сталина за взятие Гданьска», военный билет и все это передал в Белопольский райвоенкомат, но увы...
Прошло время, а отцу не дали ни ордена, ни даже удостоверения участника войны.
Через три года отец умер, так и не получив тех почестей, которые сегодня воздаем мы фронтовикам, защищавшим нашу страну и освободившим Европу от фашизма. Чувство горечи за отца испытываем мы, его дети, каждой весной, и меркнет при этом радость Великой Победы.