Своими впечатлениями с нами поделилась 32-летняя Татьяна. За ее плечами две «ходки». Последняя закончилась полгода назад. Сейчас женщина пытается устроить свою жизнь, ищет работу, поэтому по этическим соображениям мы не называем ее фамилию.

Я познакомилась с Татьяной в отделении участковых, где ей нужно было отмечаться после осво-бождения. Передо мной стояла невысокая, хрупкая блондинка с правильными чертами лица, ухоженная. На вид ей около 25-27 лет. Неплохо, даже со вкусом одета. По правде сказать, встретив Таню на улице, никогда бы не подумала, что это бывшая зэка, да еще и наркоманка.

«На 34-й зоне... ела кашу с червяками»

— Первый раз так получилось — влезла в плохую компанию, привязалась к наркотикам. Мне было 22 года, когда меня первый раз закрыли, дали 3,5 года (у меня была попытка кражи и наркотики), полгода апелляционный суд мне снял. Я весь срок не сидела, так как ушла по амнистии. Но отсидела больше двух лет. В Днепропетровской области на 34-й зоне. В то время там хозяйкой лагеря была женщина, она перевелась из мужского лагеря. Условия были, конечно, ужасные, такие, что кашу мы ели с червяками. Ящики стояли, заполненные рыбой для нас, с надписью «Корм для пушного зверька». Вот так… Это было в 2004-2005 годы. Работали по 18-20 часов. И работали все без исключения. Если температура за 38, только тогда могли дать один день отлежаться.

— А чем занимались?

— Швейкой. Шили все, начиная с робы, женских халатов, военной формы, милицейской формы. Все такое. В 2004 году приезжали заказчики из Италии, для них шили карнавальные костюмы и писали бирочки: «Италия». Пришивали.

— Я так понимаю, что до зоны Вы в СИЗО находились? Сколько времени там провели и чем отличается СИЗО от колонии?

— Первый раз в СИЗО я была больше года. Во второй — месяца три. В камере нас было 6 человек, здесь в Сумах, в СИЗО. Всех все устраивало. И кормили, и относились нормально. Не было такого, чтобы кто-то на нас голос повышал. Человеческие условия. Когда я попала в 34-ю, разницу почувствовала сразу. Там не комнатная система, а просто барачная. Ну, как казарма. В одном помещении находилось 120 человек. Это колония общего режима.

«В Полтаве офицеры перед работой копали картошку для нас»

 — Во второй раз я села опять за наркотики, их хранение. Мне дали два года. Я была в 65-й колонии на Полтавщине. Раньше это была зона строгого режима, а сейчас — общего, так как для женщин отменили строгий. Но вообще считается зона для повтора. Там условия, конечно, другие. Комнатная система, самая большая комната — на 34 человека, больше нету. Есть на 6, на 8 на 10.

— А Вы в какой были?

— На 34.

— Там Вы тоже работали?

— Да, работала в закройном. Условия здесь намного лучше, чем на 34-ке. Кормили очень хорошо. И отношение тоже хорошее было. Разница большая. Но, конечно, работали тоже все без исключения.

— А в Полтаве «хозяином» зоны был мужчина?

— Да. Но отношение у него к лагерю, как к своему дому. Он сам живет в этом поселке, где находится лагерь. Офицеры там перед работой в 5-6 утра идут копать картошку для нас, зэков. У нас там и свои фермы были. Он старался для лагеря, не на показуху. У него все было в порядке. Люди накормлены, работают, отдыхают. По-человечески все.

— То есть с работой в женских колониях, в отличие от мужских, проблем нет?

— Проблема есть, чтобы остаться дома, то есть чтобы не пойти на работу. Работали постоянно, а если у человека невыход, на него рапорт составляется. Определенное количество невыходов на работу — 15 суток.

За каменной стеной

— А Вы были в карцере?

— Да, в Сумах, в СИЗО. Когда еще первый раз закрыли.

— За что?

— Так получилось… Ну, межкамерная связь, все это накопилось, не за один раз. И драки, и оскорбление сотрудников СИЗО. Все так накопилось, и мне дали по первому разу трое суток. Комната 2 на 2, не развернуться, не повернуться, не присесть. В шесть часов утра нары пристегиваются, в 10 вечера отстегиваются. Вот с десяти до шести я могу поспать, а так целый день нельзя сидеть, ну на корточках. Хотя, в принципе, условия тоже, могу сказать, неплохие.

— То есть даже стула нет? На полу сидеть?

— Да, но пол бетонный, поэтому не посидишь.

— И книжку почитать нельзя?

— Ничего нельзя. Даже одежду свою нельзя. Дают робу, переодеваешься — и все. Ни кипятильника, ни чай заварить — ничего.

— А поесть?

— Питание такое же, как в камере. Трехразовое. С этим все нормально. Просто ни посидеть, ни полежать. В принципе, условия лучше, чем по телевизору показывают: то пол водой залитый, то сырость. С этим все нормально.

— Второй раз Вы весь срок отсидели?

— Нет, полтора года — отпустили по УДО (условно-досрочное освобождение. — Ред.) за хорошее поведение.

— Сидели ли вместе с Вами сумчанки?

— Да. На Полтавщине лагерь небольшой, на 600 человек, там все друг друга знали. Много было из Сум и Сумской области. Из Харьковской. Мы все между собой поддерживали отношения, общались.

Там, где Юля

— Есть ли среди Ваших знакомых женщины, сидевшие в 54-й колонии — там, где сейчас находится Юлия Тимошенко? Как там?

— Да. Моя знакомая была там в 2004-2005гг. Вообще, Харьковская женская колония, как и мужская, считается самой страшной. Не помню, какая фамилия у тогдашнего хозяина колонии, но, по рассказам, он так избивал девочек! И кипятком обливал, говорили. Не могу судить, насколько это правда.

Кстати, в Качановской исправительной колонии №54 отбывала наказание экс-главврач Сумской областной больницы Наталья Стахович, которую прокуратура в 2008 году обвинила во взяточничестве за госпитализацию и трудоустройство.

Чем мужская зона отличается от женской

— У Вас есть знакомые мужчины, которые были в местах лишения свободы? Чем принципиально отличается мужская зона от женской?

— Ну, в первую очередь — это наличие мобильных телефонов. Ни для кого не секрет, что у мужчин они есть, несмотря на запрет. А у женщин — нет. Это связано, наверное, прежде всего с женской психологией. Во-первых, строго. Каждая хочет уйти по УДО и как можно скорее освободиться и не получить этот рапорт. А женщины — такой народ... Вместе сядут позвонят, и одна тут же пойдет и настучит. И ей ничего не будет за это.

— То есть женщина настукачит и ее не «опустят»?

— Бывало по-разному. Бывало и били. Но у нас нет такого «опускалова», как у мужиков. Бабы есть бабы.

— Ну а, например, в унитаз головой?

— В тюрьмах такое делают (СИЗО. — Ред.), а в лагере все немножко по-другому.

— А сексуальное насилие?

— Не то чтобы насилие. Есть пары, которые живут. И к ним никто не должен лезть — ну, муж и жена, чтобы было понятней. А есть женщины, которые ходят зарабатывают этим. Она кому-то доставляет удовольствие и за это получает сигареты, чай. Вот такое...

— А к ним какое отношение?

— Обычное. У нас это считается в порядке вещей. Нормально. Не так, как у мужиков. Я, когда первый раз приехала, была в шоке: лысые женщины ходят, думала — мужики. Они и одеваются, как мужчины. Но они так же работают, как все. К ним нормально относятся.

— То есть, с одной стороны, отношения между сидельцами в женской колонии лучше, чем в мужской, а с другой — запреты со стороны администрации более действенны?

— Получается так. Запрещенных предметов в женском лагере намного меньше, чем в мужском. Ни наркотиков, ни алкоголя, ни мобильного — вообще ничего.

— А клей, «дракон» и прочее?

— В женских этого нет.

— Но ведь чифирили?

— Чифирь — да, но чай не запрещен. Я считаю, что это люди все придумали, что от чифиря можно побалдеть. Просто давление повышается, приходишь в бодрое состояние, но каких-то полчаса — и все. Лично я не понимаю чифирь.

Судьба наркоманки

— Вы сказали, что употребляли наркотики с 22 лет. Вы на системе?

— С перерывами — да, упо-требляла. Была на системе. Сейчас нет.

— Как же Вы в колонии без наркотиков протянули?

— Перемучилась. Потом вышла, познакомилась с молодым человеком, он вообще никогда не употреблял, начали жить, четыре года я совсем не употребляла. А потом одного знакомого встретила, второго — и все закрутилось по новой. Меня опять закрыли. За хранение.

— То есть Вы с этим человеком расстались?

— Нет, не расстались. Он меня ждал. Сейчас пытаемся стать на ноги.

— А он работает? Чем занимается?

— Ремонтами.

— Честно говоря, сложно представить себе человека, который сам никогда не употреблял наркотиков и обрек себя на жизнь с наркоманом…

— Я сама не понимаю этого. Ему тоже 32 года, вокруг много молодых красивых девушек без вредных привычек. Говорит, любит. Полтора года прождал. Вот мы расписались 3 января.

— Он Вас навещал на зоне?

— Только на краткосрочных. Неженатым долгосрочные свидания не положены. Можно было и там расписаться, но мы не захотели.

— Вы попали в тюрьму в 22 года. Чем раньше занимались?

— Закончила школу, потом училище на парикмахера, но так, немного попрактиковалась, а работать по специальности толком не работала. Периодически продавцом в магазине была. А там встряла в компанию — и закрутилось.

— А Ваши родители? Кто-нибудь был в местах лишения свободы?

— Нет, вообще никто. У меня две сестры родные, старшая и младшая. Обе удачно вышли замуж. Никогда не употребляли ничего.

— То есть во всем виновата прежде всего плохая компания?

— Думаю, прежде всего виновата я сама. Многие люди попадают в такие компании, где употребляют наркотики, но они туда не лезут. Увидели — увидели, а сами не пробуют. А мне самой захотелось попробовать, никто меня не заставлял. Я поняла: мне понравилось. И понеслось... Когда освободилась первый раз, я до конца не понимала, что это не стоит того, чтобы так проводить свои годы. Сейчас, конечно, на жизнь смотрю немножко по-другому. Наверное, и возраст не тот, и есть человек, который показал, что умеет ждать и любит. Я уже полгода на свободе — и, слава Богу, не пробовала больше.