Одна из самых ярких и интересных украинских групп — «Хамерман Знищує Віруси» — состоит из двух человек: Альберта Цукренко и Владимира Пахолюка. Оба живут в Киеве, но родом из Сум. Оба согласились рассказать о своем родном городе столичной газете «День».

Пространство - время

— Какое ваше первое воспоминание о Сумах?

Альберт ЦУКРЕНКО: — Мне три года, на улице жара, и, выпуская меня гулять (тогда не боялись выпускать малышей во двор одних), мама оставляет меня в одних трусиках. Я бегу вниз по лестнице с нашего пятого этажа, и что помнится как сейчас — прохладные ступеньки под босыми ногами и волна теплого воздуха навстречу.

 ВЛАДИМИР ПАХОЛЮК: — Дворик на улице Нижнесыроватская, 60, где жили мои бабушка и дедушка. В центре двора была большая тенистая клумба с огромным каштаном. Земля на клумбе оставалась влажной и в некоторых местах покрылась мхом. Кусты красных амарантов и желтых рудбекий вместе с островками замшелого чернозема делали это место похожим на обложку «Сержанта Пеппера», а густая тень и спускавшиеся по водосточным трубам лозы дикого винограда — на Титтенхерст-парк в Аскоте. Мне кажется, что знаменитые Земляничные поляны в Ливерпуле выглядели именно так — поросшая цветами и плющом тенистая безлюдная лужайка, хранящая кучу детских тайн, главная из которых — невозможность смерти.

— К каким еще местам вы здесь привязаны?

А. Ц.: — Любимый маршрут, пожалуй, — от родительского дома на улице Прокофьева по мосту через реку Псел, затем вдоль реки, мимо парка по длинной, с высоченными деревьями аллее — в центр. Я привязан к Сумам как таковым, люблю их расслабленную, немного сонную атмосферу, огромные зеленые пространства. Но бывать в родном городе подолгу не могу — начинаю скучать. Мне попросту нечего делать там.

В. П.: — Мне до сих пор нравится район садового кооператива около цементного завода, где у нас когда-то была дача. Необычности этому месту придают гигантские терриконы из отходов производства комбината «Сумыхимпром». Посреди этого сталкеровского пейзажа находится паровозоремонтное депо, в котором работал мой дедушка. В детстве я часами катался на паровозе, курсировавшем между депо и станцией Басы, и был абсолютно счастлив.

Мой самый любимый маршрут — через детский парк «Сказка» по дамбе Псла в городской Парк имени Кожедуба. Черно-белый (от вороньего и голубиного помета) цвет парковой набережной  полностью отражает сущность этой местности: в кустах около парка было зачато несметное количество сумчан, а расположенный на набережной бар «Аквариум» (сейчас там находится магазин фейерверков) когда-то был излюбленным местом встреч сумского криминалитета. Около «Аквариума» погибло много народу, в том числе несколько милиционеров. Я лично видел лужи крови на снегу, когда однажды в конце 1990-х прогуливался там с Пинком, моей любимой и единственной собакой. Еще с Пинком я обожал гулять с «Проспекта» на «Химик» — по Псельской, через пешеходный мост, в обход озера Чеха к мясокомбинату, где в доме под номером семь жила моя будущая жена.

— Насколько сейчас изменился город, если сравнивать с теми ранними картинами?

А. Ц.: — Конкретно мой детский двор не изменился совершенно. А за его границами в 1970-х я бывал редко. Впрочем, помню, как мы с мамой идем по улице Соборной (в народе — Сотня, тогда, наверное, Ленина), и я впервые вижу высокую белую колокольню центрального Спасо-Преображенского собора. «Мама, это Москва?» — догадываюсь я.

А вот в сравнении с 1990-ми и даже 2000-ми город изменился сильно. Исчезли постсоветские унылость и запустение, улицы и парки выглядят более обжитыми, что ли. В центре вместо развалившегося старья и на бывших пустырях появляется новая, но «под старину» архитектура — пестрая, смешная, делающая еще недавно совковый провинциальный город похожим на провинциальный дореволюционный. Заметно желание властей и меценатов создать новые символы города — слегка нелепые, но милые «интерактивные скульптуры». Молодежь не так угрюма, как 10 — 15 лет назад, — Сумы уже не город агрессивной гопоты.

В. П.: — Город изменился до неузнаваемости. Его, как и все украинские города, погубили пластик и нашествие донецких в начале 2000-х. Тогдашний губернатор  Владимир Щербань подверг центральную пешеходную улицу Сотню — одну из визитных карточек Сум — трансформации, масштабам которой мог бы позавидовать канадский режиссер Дэвид Кроненберг (малоприятные трансформации — главный мотив его творчества). Вместо пирамидальных тополей там высадили шаровидные клены, асфальт заменили плиткой, а все здания покрасили в ядовитые цвета советских обоев. В результате улица стала похожей на голливудские декорации для съемок дешевых вестернов. Строятся большие мегамаркеты и развлекательные центры. С одной стороны, это прекрасно, с другой — от города моего детства не осталось и следа. Каштан в бабушкином дворе спилили, дача сгорела, а на месте суконной фабрики построили развлекательный комплекс «Мануфактура». Много лет назад, проходя мимо «суконки», можно было ощутить ни с чем не сравнимую, уникальную вонь. Такого запаха я не встречал больше нигде. Он прочно ассоциировался с этим местом, он его, если угодно, создавал. Сколько себя помню, я мечтал, чтобы источник смрада исчез. И вот фабрику снесли. Мы любим бродить с сыном по «Мануфактуре», когда приезжаем в Сумы, но вместе с «суконкой» исчезло былое очарование места. Вы же слышали истории о том, что пережившие войну часто не хотят удалять осколки. Избавиться от них, конечно, нужно, но, с другой стороны, осколок успел стать частью человека, и без него он чувствует себя как без рук.

— Если посмотреть с более общего пространственного ракурса, то какова сейчас геометрия Сум?

А. Ц.: — Основная вертикаль — упомянутый собор: центр занят старой малоэтажной застройкой. Рядом с сумским Майданом с недавних пор есть еще одна вертикаль — высоченный флагшток с красно-черным флагом УПА. Появление такого полотнища в Киеве — вещь, которую невозможно было вообразить еще полгода назад. Главные горизонтали — Сотня  и длиннющая Харьковская — «сестра» Сумской улицы в Харькове, одним концом упирающаяся в исторический центр, а вторым уходящая за городскую черту, мимо «Сумыхимпрома», в поликлинике которого я когда-то работал врачом.

В. П.:  — Сумы похожи на график колебания цен на нефть — резкие падения после резких скачков. Высотки беспорядочно соседствуют с одноэтажными домами. Вероятно, эта архитектурная традиция появилась в ХVIII веке, когда маленькие здания строились около высоченных церквей. 

Люди

— Поговорим о горожанах. Существует ли типичный сумчанин? Каковы его внешность, привычки, страхи и радости?

А. Ц.: —  Сумчане очень провинциальны, но их не назовешь забитыми. Я бы сказал, что они довольно свободолюбивы, для них совершенно не характерен тот патерналистский тип мышления, который довел до ручки Донбасс. Взять, к примеру, студенческие протесты 2004 года, которые привели к довольно жесткому противостоянию с «донецкими» в городской власти, и в итоге — к победе студентов — они хронологически предшествовали оранжевой революции. Сумчане, когда припечет, способны на довольно яростное и организованное сопротивление властям. А в мирное время — вроде обычные слобожанские провинциалы: прижимисты, себе на уме, не особенно приветливы и так далее.

Пожалуй, самая характерная местная черта — сумский суржик. Немалая часть сумской диаспоры в Киеве сознательно, даже нарочито, говорит на этом «родительском языке». И вживую, и в соцсетях. Звучит грубовато, но вызывает симпатию: такое демонстративное нежелание «косить» под киевлянина. Кстати, вот еще одна из особенностей — крепость сумской диаспоры. Причина, наверное, в том, что она не так велика, как днепропетровская, донецкая, львовская или харьковская, и потому не расслаивается на отдельные сообщества. Кроме того, Сумщина — экономически довольно слабый регион, сумчане часто едут в Киев почти нищими, начинают на «низком старте», потому и больше сплочены. Не мной, а моими работодателями замечено: если в коллективе появляется сумчанин, то очень вероятно, что он со временем подтянет своих.

В. П.: — Когда-то Сумы были утопающим в розах городом интеллигентов. И это несмотря на находившуюся практически в центре, на улице Супруна (около школы № 18, в которой я учился), тюрьму и то, что некоторые предприятия, например, химзавод, строили уголовники, в большом количестве осевшие затем в районе Химгородка. Знаменитых на всю страну банд молоточников в городе еще не существовало: отец рассказывал, что парни из других районов, обычно агрессивные днем, ночью по-джентльменски уступали дорогу, если ты провожал девушку. Мне больше всего нравятся Сумы второй половины 1980-х. Тогда на улицах было много красивых стариков — переживших войну, но с добрыми глазами, как у моих бабушек и дедушек. В то время я хотел быть похожим на молодых фарцовщиков, одетых в кроссовки Adidas и джинсы Montana. Они носили золотые цепочки двойного плетения с женскими кулонами в виде знаков зодиака и значки с Modern Talking. Большинство из тех, с которыми я был знаком, могли часами рассуждать об импрессионистах и цитировали Пруста по-французски. Не то, что нынешнее племя. А еще мне казалось, что мужчин в Сумах раза в три меньше, чем женщин. О красоте наших девушек до сих пор слагают легенды. Старожилы говорят, что высокая концентрация красавиц — результат воздействия Курской магнитной аномалии.

— Вы упомянули о студенческой «революции на траве» 2004-го. Потом, во время оранжевого Майдана,  Сумы удивили страну стотысячными демонстрациями, а в прошлом году выступили еще более радикально — вплоть до захватов органов власти. Откуда такая активность — ведь территориально это город восточный, промышленный?

А. Ц.: — Да, Сумы сейчас настоящий Бандерштадт: где еще на востоке Украины в центре города можно увидеть красно-черное полотнище? Но так было не всегда. В 1990-х Сумщина составляла часть «красного пояса», стабильно голосовала за коммунистов. За пробуждение украинства надо благодарить губернаторствовавшего в области Владимира Щербаня — одну из главных фигур «старого» донецкого клана — и его команду, за несколько лет своего правления вызвавших лютейшую ненависть к «донецким».

В. П.: — Самосознание выросло в разы. Причем даже среди, казалось бы, социально пассивных слоев населения. К примеру, когда начались военные действия на Донбассе, то, по рассказу моего знакомого, сумские пацаны  — бандиты на пенсии, проживающие в разных районах города, — сказали, что если в Сумах появятся провокаторы, как в Донецке или Харькове, их сразу замочат. И я, памятуя о зверствах сумской братвы в 1990-е, в этом ни на секунду не сомневаюсь.

— В свое время в Сумах была  довольно интересная местная рок-сцена — кроме вашей группы, помню еще пару проектов, столь же ироничных и едких. Откуда у сумских рокеров именно такое  настроение?

А. Ц.: — Нельзя сказать, что именно ироничность и едкость характерны для сумской андеграундной сцены. Пара-тройка таких команд существовала, но, кроме них, было много чего — и гитарная альтернатива, и прог-рок, и «русский рок», и металлисты, в общем, все как везде. Есть что-то и сейчас, но я не отслеживаю.

В. П.: — Это связано с филфаком Сумского пединститута, славившегося чрезвычайно симпатичными и эрудированными студентками. Я окончил этот вуз в 1996 году и лично знал девушку, на спор выучившую наизусть «Быков Солнца» — четырнадцатую главу «Улисса» Джойса. Девушки с филфака, все как одна, были жуткими недотрогами, и для того, чтобы произвести на них впечатление, парням приходилось соответствовать их уровню. И вот перечитавшие книг студенты Сумского пединститута сублимировали интеллектуальные травмы посредством арт-терапии. Так, к примеру, появилась известная текстоцентричная группа «Слава Богу за все», которая существует по сей день.

Метафора смертности

— В заключение: с кем или с чем вы могли бы сравнить Сумы?

В. П.: — Однажды в конце 1980-х, когда «сборы» в Сумах достигли своего пика (сборы подростков по территориальному принципу, главная цель — сбор денег на общак любым путем: сдавали, вымогали, занимались гоп-стопом, дрались район на район), прошел слух, что к нам из Киева едут фашисты. Что за фашисты и зачем они едут, никто не представлял, но угроза казалась настолько реальной, что все районы объединились, чтобы дать отпор непрошенным гостям. Помню, как колонна из нескольких тысяч человек с цепями и кольями шла маршем по направлению к железнодорожному вокзалу, переворачивая по пути милицейские «бобики». Поэтому я сравнил бы Сумы с покемоном — маленькой, пушистой, но чрезвычайно агрессивной тварью, которая в случае чего, не задумываясь, разорвет любого, и себя в том числе.

А. Ц.: — Скажу про личное: Сумы каждый раз вызывают у меня странную смесь очень острого и теплого чувства родины и в то же время ощущения отстраненности. Гуляя по узнаваемым, но изменившимся местам, я «скольжу», чувствую себя почти призраком. Город, бывший абсолютно моим, легко и спокойно существует без меня, в нем появляются новые люди. Это — как с детством: оно никуда не делось, просто оно уже не твое, его проживает кто-то другой. Сумы — это жизнь, которая продолжается без меня. Для меня мой родной город — очень сильная метафора моей смертности.

Дмитрий ДЕСЯТЕРИК, «День»