После распада Союза страна получила независимость, по сути, без боя. Активная борьба против Виктора Януковича сплотила тех, кого не устраивало сползание в неофеодализм. Угроза возможной военной операции сегодня добавляет в общий список тех, кто не собирался поддерживать Майдан. Это закономерно – любое внешнее давление сплачивает и заставляет по-новому посмотреть на те внутренние проблемы, которые раньше казались ужасно важными и почти неразрешимыми. 

Где заканчивается Украина

«Знаешь, если Крым и Донбасс так хотят жить отдельно, то я не против. Я даже рад буду», – сидящий напротив меня Влад, фотограф одного из крупнейших киевских агентств, говорит это устало и спокойно. Он увидел слишком много через объектив за последние три месяца. В те дни, когда снайперы на киевских улицах убили восемьдесят человек, Влад успел побывать по обе стороны баррикад. Его жена на семейном Daewoo Lanos отвозила раненых в госпиталь. До сих пор не могут отмыть салон.

Влада можно понять. Он устал от попыток жить в одной стране с теми, для кого погибшие «сами виноваты». Устал от коллективных януковичей и Допы с Гепой, которых тут раз за разом выбирают. Ему хочется жить по правилам, ради этого он готов на ограничения. Но не готов жертвовать в одностороннем порядке.

Мой товарищ не одинок. Львовский телеведущий Остап Дроздов пишет колонку «До свидания, это не наша война». Говорит о том, что события в Крыму закономерны для полуострова, который двадцать с лишним лет воспринимал Украину как чужую. По его мнению, если бы не крымчане, то страна давно была бы членом ЕС, НАТО, проводила бы реформы. Потому что насильно мил не будешь. Остап убежден, что «воевать Крым» бессмысленно – даже в случае победы Украина останется без единого реального трофея.

С Дроздовым спорят другие мои коллеги. У них в руках свежие данные Киевского международного института социологии. По ней существенно хотят присоединения к России лишь в четырех областях: Крым (41%), Донецк (33%), Луганск (24%) и Одесса (24%). В остальных областях Юго-Востока (Запорожье, Харьков, Чернигов, Днепропетровск) сторонников подобного сценария – порядка 15%. Для сравнения – в Киевской области таких людей лишь 6,4%.

Сторонники сохранения целостности Украины говорят, что сепаратистские настроения обусловлены иррациональным страхом регионов, который рождается из-за дефицита информации о событиях в Киеве. Даже тема отделения Крыма для них болезненна – они понимают, что это будет выглядеть как предательство по отношению к крымским татарам. Сторонники территориальной целостности говорят, что такие настроения в Крыму – всего лишь маятник, из-за победы Майдана оказавшийся в противофазе. Но настроения украинцев в Киеве – это тоже маятник. И он тоже в противофазе. 

Спасибо Путину за это

Украинские события вообще много чего поменяли в Украине. Пьем утром кофе в Киеве, читаем обращение местоблюстителя УПЦ Московского патриархата к руководству РПЦ о том, что важно не допустить кровопролития. Следом появляется ответ главы синодального отдела по взаимоотношениям церкви и общества протоиерея Всеволода Чаплина: он надеется, что «миссия российских воинов по защите свободы и самобытности» не встретит «ожесточенного сопротивления, которое приведет к крупномасштабным столкновениям». Первый комментарий на сайте: «По-моему, в Украине только что появилась поместная православная церковь». Комментарий написан на русском. Язык вообще перестал быть в столице Украины маркером политических взглядов. Главный водораздел – между теми, кто считает погибших на Майдане ребят и девчонок героями, и теми, кому приходится расшифровывать словосочетание «Небесная сотня».

Зато представить, что сейчас в стране какая-то партия начнет говорить о «сближении с Россией», может только тот, кто уверен в объективности Дмитрия Киселева. «Братская страна», «Таможенный союз», «ЧФ – гарант безопасности в Черном море» – все это в Киеве воспринимают как оксюмороны. Российские СМИ упрекают в искажении информации, российских политиков – в нежелании говорить правду. Накануне министр обороны Сергей Шойгу сказал, что в Крыму нет российских военных вне частей дислокации. В Киеве над этим уже даже не смеются.

Раз за разом говорю киевским коллегам о том, что им не надо приписывать Владимиру Путину свою логику. Судя по его заявлениям, он искренне убежден, что вся история украинского Майдана – это лишь спецоперация Запада против Кремля. Что улица была никак не субъектом перемен, а лишь их объектом. Профессиональную деформацию никто не отменяет – логично предположить, что, по логике Владимира Путина, он сейчас всего лишь проводит ответную спецоперацию. Но такую позицию поддержат лишь те, кто не верит в субъектность и самостоятельность украинского протеста. А те, кто в этом не сомневаются, не понимают мотивов российского руководства.

Из этого рождается и другое непонимание. В России сторонники военной операции в восточных областях Украины убеждены, что войска будут выполнять освободительную роль. Что они нужны для «освобождения дружественного народа от фашистского сапога». Что все протестующие – это «бандеровцы», которые откатятся обратно в Галичину при первых звуках приближающейся русской танковой колонны. А сторонники Майдана из Центральной и Восточной Украины воспринимают происходящее как угрозу иностранной интервенции и не понимают, о каких таких «засланных казачках» толкуют в Москве. Ведь фактически «засланные казачки» – это они сами и есть.

Очень часто звучит мысль о том, что протест против Виктора Януковича объединил самых разных людей в стране. Но появление российских солдат в Крыму сегодня сплачивает даже тех украинцев, которые считали Майдан беспорядками, нарушающими естественный ход событий и увеличивающими хаос. Потому что угроза военного конфликта по ценностной шкале для очень многих – это куда более серьезная угроза, чем столкновение протестующих с «Беркутом». На фоне возможных боевых действий протест в Киеве кажется детской игрушкой. Отношение к введению войск – это та черта, по которой сегодня в Украине отличают украинцев. 

Лекарство от иллюзий

«Маски сорваны» – эта фраза, которая звучит рефреном почти в любом киевском разговоре. И речь не только о том, как относятся к Украине российские политики и обыватели. Что гораздо важнее – страна избавляется от иллюзий в отношении самой себя.

Та же тема двуязычия меняет свое звучание. Два последних десятилетия наделение русского официальным или государственным статусом воспринималось как первый шаг к сепаратизму. Внутренняя языковая граница воспринималась как потенциальный окоп, по линии которого может произойти разделение. Теперь, когда угроза сепаратизма, военной операции и утраты ряда регионов стоит несравнимо острее, выяснилось, что русский язык в этом вопросе роли практически не играет. Если Украина после кризиса сохранит территориальную целостность, то русофония более не будет считаться угрозой. Просто потому, что тот же русскоязычный Днепропетровск не воспринимает появление российских войск на своей территории как «освобождение» или как право не участвовать в украинском госпроекте.

Другая перемена связана с отношением к вооруженным силам. Украинская армия всегда была на положении нелюбимого пасынка – служба в ее рядах была синонимом карьерной неудачи. Сегодня ни у кого нет сомнений: когда Украина выйдет из кризиса, армия изменится, потому что сегодня позиция Кремля родила запрос на эти перемены в украинском обществе. Точно так же и вопрос вступления в НАТО сегодня вряд ли будет рождать ожесточенные споры о своей целесообразности.

Поведение украинских военных в Крыму и вовсе является для Киева главным предметом обсуждения и гордости. Пока что на сторону крымских властей перешли лишь внутренние войска и личный состав милиции. Это неудивительно – у правоохранителей нет поводов ждать от официального Киева какой бы то ни было лояльности после того, как расформировали подразделение «Беркут». Зато украинские военные, которые в подавлении протестов не участвовали, оказались средоточием всего «украинского» на полуострове – наряду с крымскими татарами.

Украинские военные ничего не могут противопоставить своим российским коллегам. Любое активное сопротивление еще сильнее затянет гордиев узел ситуации. По сути единственная война, которую они могут выиграть, – это война информационная, война за сердца. Если говорить о материковой Украине, то им пока это удается. Сегодня они оказались в той же ситуации, в которой в 1991 году были военнослужащие Черноморского флота СССР. Нарушение присяги обеспечит комфортное существование. Верность присяге – самоуважение.

Пока Россия гордится своей армией, сумевшей без единого раненого взять под контроль целый полуостров, Украина гордится своими военными, которые продолжают сопротивляться призывам принять новую присягу. Пафос момента усиливается картинкой: с одной стороны – подтянутые, отлично экипированные и прекрасно вооруженные ребята из российских частей. По другую сторону забора украинских гарнизонов – старые мешковатые камуфляжи и советская техника. Коммуникации заблокированы, питание заканчивается. Зарплата российских военных в среднем в пятнадцать раз выше, чем у украинских коллег. Но оказывается, что все это вторично. И что нарушение присяги для украинских офицеров так же недопустимо, как и для советских военных моряков после распада СССР.

Товарищ звонит из Севастополя и рассказывает, как командиру украинского корвета «Тернополь» поставили ультиматум: сдаться и перейти на сторону новых властей Крыма. В ответ капитан 3-го ранга украинских ВМС Максим Емельяненко заявил «вежливым вооруженным людям» о том, что «русские не сдаются». Мои московские друзья недоумевают, как такое вообще возможно. И я в сотый раз начинаю рассказывать, что «украинец» – это вопрос уже не этнической составляющей, а политической нации. Кому, как не «многонациональному народу Российской Федерации», это понимать?

Два часа назад тот самый друг – киевский фотограф – прислал сообщение. Пишет, что за ночь его позиция изменилась. Что он больше не готов игнорировать новости из Крыма. Потому что ему стало стыдно перед украинскими морпехами. Он не предлагает, чтобы я соглашался с этой позицией. Он просто хочет, чтобы я ее услышал. Маятник. Противофазы. Ну, вы поняли. 

Источник: Slon