- Как вы попали в Чернобыль? Какие задачи пришлось выполнять?
— Когда произошла авария, мне, как военнослужащему запаса, пришла повестка из военкомата, — рассказывает сумчанин Василий Тимченко. — Я попал в отдельный батальон химической защиты. А всего там было 54 воинские части. Мы занимались дезактивацией блоков.
— Это сложный процесс, который включал в себя много разных работ, — продолжает сослуживец В.Тимченко Сергей Прядко. — От мытья помещений и спецодежды до дегазации. Разбирали некоторые сооружения, которые надо было захоронить. Например, напротив четвертого блока стояла столовая. Ее надо было разобрать и захоронить, потому что все там светилось.
— Как давала о себе знать радиация? Можно ли было от нее защититься?
— Тогда нас никто практически не инструктировал, как себя вести в зоне поражения, — говорит В.Тимченко. — Можно было отойти на два метра в сторону, и там была уже совсем другая доза. У нас точных измерителей тогда не было. Это сейчас можно узнать, кто сколько получил, с точностью до рентгена.
— Я лично пробыл на ЧАЭС два месяца, но понимание того, как бороться с радиацией, пришло недели через две, — говорит С.Прядко. — Полковники, которые нас туда посылали, вместо того, чтобы посоветовать что-нибудь, шутили: «Возьми кусок графита и отошли теще» или «Свинчатку возьми и накрой ею пах».
Когда мы выезжали из части и подъезжали к Чернобылю, у меня все — от груди до желудка — пекло. И по выезде из зоны, пока не выпьешь молока, эти ощущения не проходили. У меня есть фотографии, где одежда светится. Так случилось, что прежний хозяин койки, на которой я спал, оставил под ней валенки. Как-то измерили радиационный фон в помещении, и оказалось, что именно валенки светились больше всего!
Пить воду разрешалось только минеральную, из бутылок. Но ее завозили на ЧАЭС, а уже потом в село, где стояла наша часть, так что бутылки оказывались покрытыми радиоактивной пылью. А мы открывали их, пили прямо из горлышка и даже не понимали, что пыль попадает в организм из бутылки. И только потом врач подсказал, что надо сначала обмывать бутылки технической водой.
У меня есть фотографии того времени, на которых наша одежда буквально светится — пленка зафиксировала излучение.
— Как сегодня живется сумским «чернобыльцам»?
— Я тогда считал это своим долгом, — отвечает В.Тимченко. — Хотя можно было сопротивляться, не ехать. Все понимали, что это может кончиться плохо. Жены, когда провожали ребят, плакали, словно предчувствуя беду...
Все ликвидаторы аварии постоянно болеют, у многих начали болеть и члены семьи. От нас идет радиационное излучение. Нам теперь объясняют, что подобная авария у нас была впервые, поэтому о действии радиации еще всего не знали. Я считаю, что это не так — ведь были полигоны, где проводились ядерные испытания.
— Конечно, мы, дураки, тогда весь мир спасали, — считает С.Прядко. — А теперь на нас все наплевали. У меня рак щитовидной железы. Операцию сделал за свои деньги, государство не помогло.
На лечение мне выделяют 20 грн. в год, а я трачу 70 грн. в месяц.
В свое время мы создали общественную организацию, даже пытались организовать предприятие, которое помогло бы выжить «чернобыльцам». Однако нас задавили налогами, штрафами.
Сейчас толкуют про адресную помощь. Посмотрим, что это будет.