Летом 2019 года в Киеве мне поставили диагноз – рак шейки матки 2б-3 стадии. Лечили меня полтора года. Контрольные анализы показывали ремиссию, однако мое состояние не улучшалось, да и врачи особо правды не скрывали – открыто говорили, что рецидива не избежать.

К тому же, предыдущее лечение дало сильное осложнение, из-за которого качество жизни резко ухудшились.

К ликвидации этих последствий врачи относились скептически - мне советовали либо искать урологов, хирургов, смелых и решительных, за большие деньги и не в Украине, или же доживать как есть, поскольку были убеждены – рак все равно вернется!

Мне нужен был с одной стороны «доктор-экстремист», который не боится тяжелых случаев, а с другой – ответственный человечный врач – человековрач, словом!

Я искала, консультировалась, пока в один из дней мне не пришло сообщение от сумчанки по имени Надежда, которая написала: «Есть в Сумах один доктор, который может решить вашу проблему. Он отвечает онлайн, и принимает людей со всей Украины».

Доктор – Юрий Михайлович Кудрявцев - оказался заведующим урологическим отделением Сумской городской больницы.

С первых же строк переписки с ним я была искренне удивлена, поскольку уже успела привыкнуть к частой безразличной сдержанности киевских врачей. Он заинтересовался моей историей, запросил медицинские документы, контакты врачей, что меня лечили и даже дал телефоны своих пациентов, разумеется, с их согласия, чтобы меня морально поддержать!

Уже через несколько месяцев мне была сделана сложнейшая операция с удалением нескольких органов и фактическим созданием одного нового. На второй день после операции, которая длилась пять часов, я уже смогла самостоятельно ходить по коридору. 

На третий день после операции

Меня удивило в этой больнице все – отношение медперсонала, командная работа врачей, курирование и забота над пациентов, которого не просто режут и зашивают, а стараются выходить, поставить на ноги. Вылечить, а не залечить для галочки!

Во время пребывания в больнице, я узнала, что я такая – приезжая – не одна. Сюда едут из Полтавской, Харьковской областей, да и из Киева тоже едут.

Юрий Кудрявцев активно ведет свою страницу в Фейсбук, он пишет на темы, о которых даже сейчас не принято говорить вслух: о мужском и женском здоровье, выставляет фото и видео операций, обеспечивает, так сказать, полный эффект присутствия, рассказывает истории, делится достижениями своего отделения и чем сложнее случай удается решить, тем больше гордости он испытывает за свою непростую работу.

Порой Кудрявцев даже пишет слегка провокационные посты, чтобы привлечь внимание людей к своему здоровью. К примеру, из отдыха в Турции он постит фото на фоне окаменелостей, напоминающих мужской половой орган и пишет долгий пост, как уберечься от эректильной дисфункции!

Хирург проводит в день несколько операций, в том числе очень сложных – таких, например, как удаление мочевого пузыря (да, без этого органа можно жить) и создание новых органов для того, чтобы жизнь пациента была пусть не такой комфортной как раньше, но вполне приемлемой.

Это удивительно, поскольку Сумы считаются депрессивным городом, здесь фактически нет промышленности, не очень высокий уровень жизни. И при этом здесь работают доктора с колоссальным опытом, не раз побывавшие за рубежом для изучения хирургических новшеств. Другими словами, здесь работают врачи, под чей скальпель не страшно лечь!

После операции мне удалось взять интервью у Юрия Кудрявцева, в котором он рассказал о жизни в провинции, о реформе Супрун, об обстановке в операционной, о буднях врачей и их отношениях с пациентами, о медицинском кайфе и адреналине.

А также о том, как оперируя по несколько человек в день, ему удается избегать выгорания.

“Реформа Супрун была нужна, но она не работает, потому что нет денег”

- Юрий Михайлович, я хочу привести просто один пример о боли. Я очень боялась такой процедуры как цистоскопия. Боялась и избегала ее долго, потому что все доктора, к которым я обращалась, говорили, что мне придется потерпеть! Причем, даже в частных клиниках, за солидные деньги. Вы сразу предложили мне эту процедуру под наркозом. И я даже ничего не почувствовала!

Как вы считаете, если бы люди не боялись, что в больнице будет больно – то чаще ходили бы к врачам?

- Я бы не хотел позиционироваться, что везде все плохо, а мы – хорошие. Знаете, у нас по-прежнему много проблем.

Я на этом месте работаю восемь лет. До этого работал в Одессе, немножко в Ливии.

И знаете, что я вам скажу, что никому не нравится, чтобы люди умирали. Даже самый плохой врач не хочет, чтобы пациенту было плохо или больно. Мы переживаем и даже плачем. Мы такие же люди, как и вы!

Я не люблю, когда говорят фразу «Врач от Бога», хотя понимаю, что простые люди выражают свои мысли, как могут.

В публикациях успешных медиков мы видим в основном счастливые истории пациентов. Но большинство не может себе даже представить, что стоит за этим успехом. 

Я слышал вживую лекции великих хирургов-урологов, они говорят примерно так: «За свою карьеру я имел все осложнения, которые вы только можете себе представить!».

Например, при таких операциях как радикальная цистектомия с кишечной пластикой искусственного мочевого пузыря, процент серьезных осложнений, который требует повторных оперативных вмешательств, составляет 15-20%! И это в больших экспертных центрах.

Так что часто не получается, чтобы было совсем без боли. Но мы должны к этому стремиться - к качественной диагностике и хирургии.

Послеоперационный уход, борьба с осложнениями, мультимодальное обезболивание – это залог успеха.

И еще про хирургию и боль. Современные операции сильно изменились. Последнее время мы придерживаемся американского протокола по быстрой реабилитации послеоперационных больных.

Раньше считалось, что до операции нужно делать клизмы, несколько дней голодать, и три дня после, если есть вмешательство на кишечнике. Раньше больные лежали долго, их пучило, долго не заводился кишечник, был послеоперационный парез. В общем, мука! 

Вы попробуйте поголодать недельку, а потом начните кушать! Новый протокол подразумевает отказ от всего ненужного и раннюю физическую активизацию, раннее энтеральное питание, и если нет грубых хирургических ошибок, то такие больные выздоравливают лучше.

- А что вы можете сказать по поводу пресловутой «реформы Супрун» - она угробила отечественную медицину или наоборот?

- С моей точки зрения, реформа – хорошая. Она была нужна, потому что медицина дошла до ручки. Главная идея – деньги идут за пациентом и ликвидируется крепостное право привязки к месту жительства. То есть, до реформы мы не имели права принимать пациентов, которые не прописаны в Сумах, сразу же приходило КРУ проверяло и говорило, что мы неправильно расходуем целевые средства.

Но человек имеет право выбирать лечебное заведение. Выживают, богатеют и развиваются те медучреждения, которые оказывают качественные услуги, за которые пациенты голосуют, а те учреждения, где плохо лечат, куда не ходят, и откуда перетекают люди туда, где лучше, соответственно нет.

Но эта классная идея у нас не работает. Эта реформа не продолжается, потому что она не имеет под собой нормального финансирования.

К примеру, под определенный хирургический кейс выделяется определенная сумма денег. Но это очень маленькая сумма. Например, если к нам заходит пациент, которому мы делаем сложнейшую операцию, больница, может быть, получит 6 тысяч гривен 500. Это - копейки. Нитки, которые тратятся на пациента, стоят больше.

Любой случай простой или сложный оплачивается одинаково. Это неправильно. Кожицу на крайней плоти обрезать – 6500 и сложнейшую операцию сделать - 6500. Если человеку удаляют мочевой пузырь, то чтобы его поднять нужно капать белки, обеспечивать классное обезболивание, антибиотики. Невозможно вложиться в 6500!

За эти деньги медучреждение не сможет обогреть стены, оплатить коммуналку, вылечить пациента, платить зарплату и обучать персонал.

Чтобы выйти в прозрачное поле и избегать теневых платежей, эти суммы от государства должны быть совсем другими.

«Съесть слона по кусочкам»

- Очень часто приходится слышать такие истории, что человек, собираясь на операцию, не думает, как она пройдет и как восстановится, он думает, где взять деньги. К тому же, пациента или его родственников часто просто ставят перед фактом. За удаление аппендицита в ургентной киевской больнице врач может затребовать 20 000 просто себе на карту. Эта ситуация тоже – ненормальная. Но, похоже, никто не хочет ничего менять.

- Наша медицина в глубоком кризисе, как и другие сферы тоже. То, что вы говорите – это ненормально. Но с другой стороны ненормально и когда врач получает минималку. Зарплата 5-6 тысяч гривен для врача – это нонсенс.

Я, чтобы жить достойно, консультирую и оперирую в крупных частных клиниках Украины.

Но мы должны понимать и то, что на самом деле бесплатного ничего быть не может. Если люди хотят качественную медицинскую помощь, то она должна оплачиваться кем-то – либо самим пациентом, либо государством, либо страховыми компаниями.

Но не может быть классный технологический процесс обустроен за пять копеек. И специалистов нормальных не найдете, которые согласятся работать за эту сумму.

- Так какой же все-таки выход, как найти этот компромисс между врачами и пациентами при фактически самоустранившемся государстве?

- Есть известный бизнес-кейс «Съесть слона по кусочкам». Наша медицина на таком глубоком дне, что глобально изменить что-то вообще невозможно.

Есть еще много нюансов. Есть НСЗУ, которое якобы проводит реформу, но они с медицинским сообществом не договариваются, а гнут свою, по моему мнению, несправедливую политику. 

Лично я вижу все-таки выход в страховании, чтобы врач, проводящий сложную операцию, получил нормальный гонорар.

Знаю, как это работает в Германии. Понятно, что там другая экономика. Но человек, легший в больницу, ничего не платит, кроме 10 евро в день за питание. Пенсионеры застрахованы государством, работающие граждане – работодателем. Все застрахованы, но, в любом случае, не все же болеют. И получается, что здоровые платят за больных.

- Но, чтобы работала такая схема, нужна нормально работающая экономика, белые доходы и социальная ответственность государства и бизнеса…

- Там, где бедность, там нет развития. Если люди мало зарабатывают, если работают в высокотехнологичных сферах топорами и лопатами – какое качество вы хотите ожидать?

Но есть еще другая правда – огромный переизбыток кадров в крупных городах. Главные врачи путем кумовства набирают в миллионниках огромное количество специалистов. Знаю места, где на 30 коек - 30 урологов.

“За последние лет 7-8 наши больницы стали инвестировать намного больше, чем за все время до того”

- Вот как раз интересно, как эти страшные 25 лет удается выживать больницам, особенно, в небольших городах? У вас в сумской больнице все выглядит довольно пристойно, на уровне, даже можно сказать!

- Когда я пришел работать, еще трудились старшие товарищи. Была не совсем хорошая, но отлаженная советская система, система Семашко. Мы оперировали, да, отставали от Запада, даже не знали, что там происходит, но медицинская помощь людям оказывалась.

Потом пришли годы, когда стало совсем все плохо. Вот сколько ни помню, всегда было плохо – всегда денег не хватало, ситуация «денег нет, но вы потерпите».

Я не сторонник любой власти, но скажу честно, за последние лет 7-8 наши больницы стали инвестировать намного больше, чем за все время до того. Да, чтобы тут стало хорошо, нужно эти больничные стены разрушить и другие построить.

Но мы получили очень много хорошего оборудования. И это с учетом того, что у нас провинциальный город с плохой экономикой, и, казалось бы, должна быть полная разруха.

Все зависит от руководителя. Руководитель больницы стягивает сюда правдами и неправдами ресурсы, которые не закатываются в асфальт, а нормально распределяются. Главврач, прежде всего, должен быть хорошим менеджером, налаживать коммуникации с городской властью.

Мы не можем сказать, что удовлетворены тем, что есть, но вы не видели, что здесь было десяток лет назад.

Вот еще пример - несколько лет назад в отделении урологии Сумской ЦГБ появился контактный лазерный литотриптер, с помощью которого камни в почках или мочеточнике дробятся на мелкие фрагменты – практически в песок. Но мы готовы выполнять литотрипсию камней мочевой системы любой плотности, размеров и локализации. Для этого нужен гольмиевый лазерный литотриптер. 

Городской властью уже проведен соответствующий тендер – не хватает денег пока. Но в этом году, надеемся, он будет приобретен.

Такие операции как та же радикальная цистектомия мы начали делать 8 лет назад. Сегодня к нам едут отовсюду запущенные пациенты с опухолями и серьезными кровотечениями, которые поступают к нам с тяжелой анемией, гемотампонадой мочевого пузыря.

Известный испанский уролог Joan Palou, с которым мне повезло быть знакомым, называл такие операции «кошмарным сном уролога». А для нас такие операции уже можно сказать рутина.

- А как выживать медицине в селах, к примеру, где нет дорог, перекошенные дома, грязь и мрак?

- Местные громады каким-то образом должны заинтересовывать, чтобы специалисты приезжали. А кто приедет на голые стены и минимальную зарплату?

У нас в Сумской области есть Тростянецкая ОТГ – там голова каким-то образом из больницы сделал лялечку. Классный ремонт, апгрейд отделений, нормальная аппаратура в маленькой больнице. Другое дело, что там нет кадров, которые будут эту аппаратуру использовать, но все равно первый шаг сделан.

Я проходил стажировку в маленьком городке 30 тысяч на юге Баварии, провел две недели у реконструктивного уролога Келлера.

Там никому в голову не придет ехать лечиться в Берлин. Потому что в маленьком городке может быть всемирный центр, куда отовсюду едут пациенты. Но Келлер говорил, что молодежь все равно не хочет оставаться дома, хотят в Мюнхен и в мегаполисы.

Это проблема во всем мире.

“У нас вся серьезная хирургия - в государственных больницах”

- А почему вы не идете работать в частную клинику на постоянной основе? Там же больше платят, наверное...

- Меня сейчас приглашают на постоянную основу в несколько хороших частных клиник. Я там буду, возможно, больше зарабатывать, чем здесь, но меня останавливает то, что там нет серьезной хирургии.

Да, это заблуждение, что в частных клиниках – лучшие специалисты, там часто работают люди, не то что некомпетентные, а просто слабые.

У нас вся серьезная хирургия - в государственных больницах. В частных это делать нерентабельно. Если делать в частной клинике сложную операцию, то она будет стоить около 300 тысяч. К тому же, пациенту надо 10 дней там пролежать, плюс величайший процент осложнений, огромное количество расходки и так далее.

Таких богатых пациентов у нас немного, а остальные не выгодны частной клинике. Им выгодно что-то лёгенькое, и чтобы через два дня пациента уже выписать.

- То есть, все крутые хирурги - в государственном секторе?

- В частных клиниках нет большого потока. Там коммерческий поток простых ситуаций.

А меня увлекают сложные. Мне здесь кайфово. У меня там будут задачи обрезание сделать, камушек достать за 15 минут.

А тут у меня каждая сложная операция – это яркий случай. Хирурги, которые начинают увлекаться сложными операциями, получают драйв и адреналинозависимость. Как адвокаты, которые любят непростые дела. Также у квалифицированных хирургов есть тяга браться за особо тяжелые случаи. Это приносит удовлетворение. 

“Если бы вы слышали, о чем мы говорим в операционной!“

- Ваши операции часто длятся по 3-5 часов, обычно работает целая команда специалистов. Можете рассказать – какая там у вас атмосфера царит? О чем говорят урологи, когда пациенты их не слышат? Может, у вас есть свои байки какие-то?

- О, если бы вы слышали, о чем мы говорим в операционной! Есть такие вещи, в которых я даже признаться не могу!

Но когда в операционной происходят сложные вещи – там царит молчание. А иногда даже крепкое слово может выйти! 

Урологи – специфические люди, мы имеем дело с половыми органами, кроме того, с тяжелыми случаями. Имеет место выгорание, становимся чуть-чуть циниками. Но больше устаешь не физически, а психологически.

О чем мечтают хирурги?

И требования к себе высокие. Чтобы оперировать несколько часов нужно быть в физической форме, мы не имеем права злоупотреблять спиртным, у нас коллектив фактически непьющий и почти никто не курит.

Мы также договорились друг друга подменять. Работать командно. Если я не прихожу на работу в выходной, я точно знаю, что мои коллеги компетентно проведут обход, и не будут кивать пациенту на врача, который его оперировал, а профессионально окажут помощь.

Вы спрашиваете – какие байки? Ну вот классическая. Иду я по коридору, встречаю своего коллегу и говорю: «Хорошая новость! Иван Петрович покакал! На вторые сутки после операции! Я уверен, что с ним будет все хорошо!»

- А что вас бесит в пациентах? Ведь много говорят о том, каким должен быть врач, забывая, что у врачей тоже могут быть свои требования к пациенту! Вот вы описывали веселую историю, как в шесть часов утра вам позвонил пациент сообщить, что у него… понос.

- Знаете, в зарубежных клиниках есть такое понятие сертификат JCI, обычно его частные клиники стараются получить, потому что туда приходят страховые пациенты. Там есть такой принцип: «мы пациентов не осуждаем, мы принимаем их такими, как они есть».

Бывает, конечно, что пациент попадается, прямо сказать, неадекватный! Но если это не агрессивный придурок, мы его не осуждаем, мы просто помогаем ему решить его проблемы. Но без диктаторства, если он не хочет лечиться – то это тоже его право. 

Зачем я загнул эту философию? А просто меня никто из пациентов не бесит уже давно. Бывает очень обидно, когда люди с низким интеллектом проявляют агрессию. Люди не понимают, что врач – не волшебник.

Если это онкологический пациент, к примеру, с раком мочевого пузыря, который никуда не обращался, довел себя до ручки, и ему спасается жизнь, но при этом возникают постоперационные осложнения, а они ведь не всегда хирургоассоцируемые, хотя могут быть объективными – он начинает кричать, что это врачебная ошибка. И даже требуют покупать бесплатно медикаменты.

Иногда нам приходится даже защищать себя юридически.

А врачи на самом деле просто хотят «спасибо» за труд. У всех тяжелый труд, но такого уровня напряжения и выгорания вследствие перенесенных переживаний, как у врача, считаю, что ни в одной специальности нет.

Но, увы, у нас люди привыкли друг друга не уважать. Точно также и врача. Мы же должны ценить личное пространство друг друга. Но я даю свой личный телефон пациентам, отвечаю онлайн, но некоторых особо наглых я блокирую. Это бывает пару раз в год.

“Мне надо, чтобы было тихо-тихо и желательно полутемно”

- А как лично вы боретесь с выгоранием, как отдыхаете от операций?

- По утрам я стараюсь делать пробежку. Я занимался в молодости легкой атлетикой, бегал на длинные дистанции, это - мое. Это классное КПД, можешь за 40 минут получить хорошую нагрузку, которая тебя приведет в чувства и даст энергию.

А что касается отдыха, то лучшая музыка для меня – это тишина. Мне надо, чтобы было тихо-тихо и желательно полутемно.

Я не согласен, что идеальный врач должен быть бедный и несчастный, который живет на зарплату, сидит в подвале и проводит с бомжами время. Я – небедный, потому что я много работаю. Я оперирую в частных клиниках, я могу себе позволить поездку на несколько дней, к примеру, в Турцию вместе с семьей, чуть-чуть попутешествую, чтобы мозг перезагрузился.

- Почему вы вообще урологию выбрали? Чем вас именно эта сфера привлекла?

- Выбрал случайно. Я не из врачебной семьи, у меня родители – педагоги.

И медицина мне вообще не нравилась, в институте меня пугали операции на собачках, меня жутко трусило на занятиях практической анатомии.

А урологией спонтанно увлекся, просто стал наполнять свою медицинскую библиотеку именно литературой по урологии, и к шестому курсу понял, что меня это привлекает, и что мне это интересно.

Наставники были хорошие. Специфика маленького города еще была в том, что нужно было уметь делать все, а не специализироваться на чем-то одном. Когда я начинал работать даже лапароскопии не было.

Потом уже начал ездить, кстати, абсолютно бесплатно на стажировку за рубеж, перенимать опыт. Для этого были нужны умение наводить коммуникации и знание английского языка.

В любом случае я счастлив, что выбрал урологию, что всему научился, что приобрел опыт, я получаю настоящий кайф от своей работы! 

Яна Осадчая, Киев