Из зуботехника — в надгробные мастера

— Зубной техник (кем являюсь по образованию) — это тот же скульптор, только зубных протезов. Не зря же профилирующий предмет у будущих зуботехников — лепка. После медучилища я пару лет проработал в частной стоматологической клинике, но в то время (середина 90-х) протезирование зубов было в глубоком упадке, зарплаты у нас были маленькие (около 160 грн. в месяц). И вот одна моя знакомая, зная, что я с детства люблю рисовать и лепить (на уроках в школе самолетики, машинки, монстров рисовал, а во время учебы на зуботехника из остатков гипса пепельницы, фигурки разные вырезал), предложила мне делать портреты на надгробных камнях. Поначалу ассоциации у меня, конечно, были мрачные: гробы, умершие... А потом увидел, как делаются памятники, походил по кладбищам и понял, что ничего здесь страшного нет, а кладбище — это просто музей под открытым небом, выставка работ людей. Кстати, как оказалось, многие теперешние гравировщики — бывшие зубные техники.

Особенности работы

— Работа у нас сезонная: перед Пасхой — самый большой «напряг», потом трудимся в нормальном рабочем темпе, в начале осени снова оживление (люди хотят успеть поставить памятник до морозов), а зимой, как говорится, голодное время. Называть свою работу особенной я бы не стал — просто, как и в любом ремесле, здесь есть свои нюансы.
Мы имеем дело с человеческим горем, поэтому в эмоциональном плане работать сложно.
Особенно, когда заказчики хотят выговориться, рассказать, как умирал их близкий...
Лучше этого не знать. Помню, пришла ко мне женщина заказать портрет своего убитого сына и стала рассказывать, как его убивали. Стал я делать портрет, и все эти страсти, сцены убийства всплывают в голове — ужас, несколько дней не мог нормально настроиться на работу... Иногда еще приходится работать прямо на кладбище — что-то дорисовывать, дописывать — но это по двойной цене.

Незаменимые руки

— Сейчас в Сумах надгробных портретистов пруд пруди, а вот в первые постсоветские годы, когда изготовлением памятников стал заниматься не только спецкомбинат, но и частники, гравировщиков по камню (так себя называют художники-оформители памятников. — Ред.) в Сумах можно было по пальцам пересчитать — рассказывал мой учитель, Николай Ильич Звягинцев. Потом это дело начало бурно развиваться, и сейчас с каждым годом работа усложняется: конкуренция большая, заказчик становится более требовательным, хочет уйти от стандартов, гонится за эксклюзивом. Мы вынуждены постоянно совершенствовать технику, тем более что сейчас приходится соревноваться уже с машинами — некоторые сумские траурные бюро закупили спецоборудование для гравировки камня, которое вместо человека рисует портреты. Но я вам скажу: фотографии плохого качества машинке не вытянуть, да и вообще ручная работа есть ручная! Взять хоть обработку камня: сколь ни совершенствуется техника, а до ручных мастеров ей еще ой как далеко. В этом можно убедиться, посетив наше Центральное городское кладбище: там, справа от входа, недалеко от церкви, стоят столетние надгробия из гранита, сделанные до революции московским мастером Кабановым — ручная полировка просто совершенна, и время камень не тронуло, а на памятниках 10-20-летней давности уже появляются трещины.

О надгробной моде

— Около года я проработал художником-скульптором по надгробиям в Москве. И скажу: до мастеров Белокаменной нам еще ой как далеко — там у людей больше денег, заказы дороже, а значит, и сложнее. В Москве уже давно на могилах ставят скульптуры, колонны, целые надгробные комплексы. Оттуда мода на сложные памятники постепенно приходит и в Сумы. В нашем городе я первым начал делать барельефы (на центральной аллее Барановского кладбища — мужчина с курительной трубкой. — Ред.). Но барельеф из гранита стоит несколько тысяч долларов, поэтому особого распространения среди сумских заказчиков он не получил. У нас почему-то считается: чем больше памятник, тем лучше, и люди предпочитают заказывать двухметровые памятники с портретом умершего во весь рост (несколько десятков тысяч гривен). Еще стало модно, если можно так сказать, изображать на памятниках пейзажи (березы, дубы, берег реки), религиозные сюжеты (ангел, девы со свечами и пр.) и тематические рисунки (вертолеты, велосипеды — чем увлекался умерший).

Пресс-досье. Дмитрий Чеснов родился в 1974 году на Камчатке в семье военного и домохозяйки. В Сумы переехал с родителями в 1981 году. В 1992 г. окончил школу №23, в 1996-м — Сумское медучилище по специальности «зубной техник». Два года работал в частной стоматологической клинике. С 2002 года занимается изготовлением портретов и скульптурных работ на надгробиях. Женат, имеет 9-летнего сына.