О вызовах, которые бросает нашему обществу война, и способах нейтрализации ее психических атак, мы говорим с сумскими психологами-волонтерами.

Наши собеседницы: руководитель Сумского филиала «Украинской ассоциации специалистов по преодолению последствий психотравмирующих событий» практический психолог, групп-аналитик Оксана Иванцова; практический психолог, курирующий работу с военными и ранеными, травматерапевт в методе EMDR Валентина Мирославская и практический психолог, работающий с вынужденными переселенцами Ольга Шакотько.

От Майдана до АТО

В Сумах общественную организацию «Украинская ассоциация специалистов по преодолению последствий психотравмирующих событий» (или Психологическую Кризисную Службу) представляют девять человек. Ассоциация была зарегистрирована в марте 2014 года. До этого существовала как Психологическая служба Майдана и оказывала помощь участникам протестных событий. С началом военных действий на востоке страны, психологи расширили свою деятельность. Теперь в поле их внимания находятся люди, пострадавшие в зоне проведения АТО.

В мае прошлого года сумской филиал Ассоциации начал свою работу с первой волной переселенцев из Славянска и Краматорска. Сейчас психологи-волонтеры работают сразу в нескольких направлениях:
- адаптация переселенцев с востока (взрослых и детей);
- помощь военнослужащим (во время подготовки к отправке, отпуска, ротации, лечения и реабилитации после ранений) и их семьям, в том числе, потерявшим кого-то из близких во время военных действий;

- участие в мобильных бригадах, выезжающих в зону боевых действий;
– просветительская работа (тренинги, семинары, информационная и методическая поддержка волонтеров и психологов, работающих в сфере образования, медицины, социальной помощи, сталкивающихся с переселенцами и военнослужащими из зоны АТО; разработка буклетов и памяток);

- терапевтическая и методическая поддержка психологов, социальных работников, проживающих на освобожденных территориях, которые в оккупационный период продолжали выполнять свои профессиональные обязанности.

Помимо общественной деятельности, Оксана Иванцова и Валентина Мирославская – это частнопрактикующие психологи, а Ольга Шакотько помимо волонтерства, работает детским психологом в гимназии. Летом она ездила на базы, где проживали переселенцы («Дружба», «Росинка», гериатрический пансионат), работала с детьми из Донецкой и Луганской областей в лагере «Универ». Сейчас в основном сконцентрировала свое внимание на детях-переселенцах. Практикует арт-терапевтические техники, считая их наиболее эффективными.

- Расскажите, где вы учились оказывать психологическую помощь людям таких категорий, которых еще год назад в нашей стране не было – вынужденным переселенцам, или солдатам, вернувшимся с войны?

- И учились, и учимся постоянно, - уточняет Оксана Иванцова. - Раньше мы жили в мирных условиях, сидели в теплых кабинетах, работали со здоровыми людьми, и, оказавшись в ситуации войны, никто не был готов к этому. Психологи в том числе. Большое счастье, что мы оказались мобильны и легко включились в эту работу. Наша Ассоциация постоянно приглашает для передачи нам опыта и знаний зарубежных коллег (это словаки, грузины, американцы), имеющих навыки работы в военных условиях, в условиях катастроф. На эти обучающие программы съезжаются волонтеры со всей Украины.

Валентина Мирославская, которая полтора года обучалась у австрийских специалистов EMDR (за этой аббревиатурой стоит психотерапевтический метод обработки травматических переживаний), является единственным на всю Сумскую область психологом травматерапевтом.

- Тогда у нас еще не было войны, и мы работали с ДТП, несчастными случаями, природными катастрофами. Особенности реакции организма на события, как военные так и перечисленные выше, по сути те же, только масштаб воздействия намного больше. Хотя физиологическая реакция одинаковая, но восприятие травматической ситуации разное: тяжелее всего переживаются ситуации, вызванные намеренными действиями других людей, легче техногенные или природные катаклизмы, - подключается к разговору Валентина Мирославская. 

- Какие новые тенденции вы уже наблюдаете в связи с кризисной ситуацией в стране?  

О. И.: Главная тенденция – тревожное состояние людей. Это, пожалуй, самое неприятное состояние, с которым человеку справиться не просто. Оно диффузно и очень часто нет конкретного объекта, вызывающего страх, но ты перманентно находишься в состоянии «не стояния».

Структурирует и возвращает контроль над собой активная деятельность. Люди реагируют действием, которое ближе к личностным особенностям. Одни начинают заниматься волонтерством. Другие идут добровольцами на фронт. Это тоже реакция на тревогу.

В. М.: Некоторые пытаются вести себя,  как ни в чем не бывало, игнорируя происходящее, как бы отрицая действительность.

А есть другая крайность - полное погружение: люди начинают жить только проблемами войны, забывая о других сферах своей жизни, оставляя без внимание и заботы своих близких и свои собственные интересы и потребности.

Полное отрицание и полное погружение - это два полюса, в которые важно не попасть. Надо искать золотую середину.

О. И.: У меня есть  пример. После Майдана, еще до войны, пришла женщина, которая непрерывно смотрела и слушала новости. Она помнит военное время, и ее полностью охватил страх и паника, что нас могут бомбить. Она не могла ни спать, ни есть, перестала выполнять обязанности по дому. Что делать?

Проблему надо «заземлить». Да, вы не можете контролировать бомбардировки, но можете контролировать, к примеру, свое давление. А когда вы смотрите телевизор, давление у вас скачет. А у вас гипертония. Если давление подскочит до такой степени, что случится инсульт, что будет с вашим мужем?.. Т. е. сужаем тревогу (канализируем ее), ставя конкретные задачи, на решение которых человек может повлиять. На бомбу не может, а на давление может.

Плетение маскировочных сеток, кулинарная сотня – это тоже канализация нашей тревоги.

В. М.: Маленькая ремарка: к примеру, в Израиле люди четко знают, что делать при бомбежке. Наверное, и нашим людям надо отработать алгоритм действий, чтобы чувствовать себя уверенней.

Осознанное волонтерство

- Вы сами волонтеры, т.к. работаете бесплатно, и еще помогаете другим волонтерам. Что вы им советуете?

О. Ш.:  Когда человек начинает заниматься волонтерством, важно ответить на вопрос: «Зачем я это делаю?», «Насколько это для меня важно?», чтобы деятельность была осознанной. Это «заземляет».

Вообще волонтеров жалко – они быстро выгорают. Включаясь в помощь другим, не замечают, что пора уже позаботиться и о себе. Очень важно адекватно оценивать свои силы и постоянно себя диагностировать. Если начинаются проблемы в семье, часто начинаешь болеть, меняется восприятие мира (эмоционально это выражается в плаксивости, раздражительности), режим питания (забыл, когда поел), пропадает интерес к любимому хобби - это сигнал для человека и его команды обратить на это внимание. Кстати, наличие команды в любом деле очень важно, а в волонтерской деятельности особенно.

- Психологи тоже нуждаются в психологической поддержке, т.к. не справляются с не стандартной ситуацией?

О. И.: По большому счету никто не был готов. И для психологов ситуация не простая. Она актуализирует у тебя самого очень многие личностные переживания. Поэтому мы проводим т.н. рефлексивные группы, где волонтеры и психологи могут отреагировать эмоциональное состояние, чтобы избежать выгорания. Мы рассказываем о нюансах, с которыми они могут столкнуться, работая с людьми из зоны АТО, и как к этому относиться.

Чтобы заниматься волонтерской деятельностью, прежде всего надо самому быть в ресурсном состоянии – здоровым, благополучным и не нуждаться материально. Тогда тебе есть чем поделиться, и своим ресурсом ты можешь помочь другим людям. А если ты, например, отправила мужа на фронт, то уж точно находишься не в ресурсном состоянии, чтобы работать с военными.  В зависимости от личных особенностей, волонтеры подбирают себе и вид деятельности:  кто-то берется за работу с переселенцами, а кто-то нет, а кто-то не может работать с семьями погибших, например. Но, даже, если ты в ресурсе, волонтерская деятельность не должна отнимать все рабочее время.

О. Ш.: Сейчас мало кто готов оказывать профессиональную психологическую помощь в сложившейся ситуации. Во-первых, этому надо учиться. А во-вторых, далеко не все хотят брать дополнительную нагрузку, ведь сейчас в жизни и так достаточно напряжения. Многие психологи знают, что есть такая служба, но это не значит, что у нас масса желающих заниматься этим делом. Это не упрек, а констатация факта.

- Контакты с нуждающимися в психологической помощи происходят по вашей инициативе, или люди сами понимают, что им нужен психолог, и обращаются?

В. М.: Люди, находящиеся в травматической ситуации, или в ситуации повышенной напряженности (социальной, внутренней, эмоциональной), будь-то переселенцы или военные, не склонны по собственной инициативе обращаться к психологу, т.к. у большинства существует внутреннее ощущение того, что, если не «теребить» эту ситуацию, не говорить о ней, то она пройдет сама собой. Человек стремится спрятаться, убежать от плохих воспоминаний и негативных переживаний, надеясь, что его вылечит время.

Зачастую к психологу обращаются родственники, окружающие, или направляет врач, когда видит, что ухудшение состояния здоровья пациента не вызвано какими-то соматическими заболеваниями или не уходит с течением положенного времени. И это не только особенности нашей ситуации, так происходит во всем мире.

- На что может опереться семья переселенцев, чтобы не впасть в отчаяние?

О. И.: На вполне конкретные вещи. Два кита, на которых держится успешная адаптация и социализация переселенцев - это благополучное решение вопросов с проживанием и наличием работы (деятельностью, которую человек считает важной). Примером успешной адаптации может быть история одной семьи, которая  вышла из ситуации, включившись в волонтерскую деятельность. Падение в депрессивную яму они остановили тем, что сами стали помогать себе подобным.

Предупрежден – значит вооружен

- Скоро масштабная демобилизация, люди придут с войны. К чему должны быть готовы они сами, их семьи и общество в целом?

О. И.: Очень важно информировать семьи о том, с чем они могут столкнуться, когда муж, сын, отец придет с фронта. И наша служба по мере своих сил и возможностей проводит такую просветительскую работу среди населения. В частности, мы подготовили специальную памятку для семей военных, которую распространяем через волонтерские организации, непосредственно раздаем во время общения с такими семьями.

Если самостоятельно справиться не получится, надо обращаться к специалисту. Не хочет сам военнослужащий, может прийти к нам на консультацию кто-нибудь из семьи.

Мы сейчас изобретаем велосипед на ходу, тогда как во всем мире система психологической реабилитации успешно функционирует. Думаю, что эта ситуация научит нас. Это будет такой опыт, из которого мы сделаем выводы на будущее о том, что нельзя жить без подстраховки.

В мировой практике солдат, перед тем как вернуться в мирную жизнь, обязательно проходит рекреационный период. Он с фронта приходит не домой, а в реабилитационный центр.

К сожалению, в наших реалиях в силу разных обстоятельств (и общество к этому оказалось не готовым, и госструктуры тоже), у нас нет такой хорошо работающей реабилитационной службы. Поэтому волонтерская помощь - это такие костылики, которые, хотя и в недостаточной степени, но все же помогают нам всем вернуться с войны.

- Каковы прогнозы? Неужели повально всех охватит посттравматический синдром? Расскажите, что это вообще такое?

О. И.: Есть такие психологи, которые позволяют себе говорить, что у всех возвращающихся с фронта будет посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР). Это, конечно же, не правда.

В. М.: Соотношение 20% на 80% – это мировая статистика, независимо от страны и психо-травматической ситуации (землетрясение, военные действия, ДТП и пр.). И хотя, в любом случаи все проходят адаптационный период к мирной жизни, у четырех из пяти все возвращается в норму без помощи психолога, хотя первая реакция может быть бурной. Такова специфика человеческой психики.

- Сколько времени понадобиться пришедшему с фронта бойцу, чтобы понять: ты - в числе 80 процентов или в числе 20-ти?

В. М.: Ребята на фронте находятся в состоянии боевого стресса и переживают стрессовую реакцию. Но это не состояние ПТСР. О самом посттравматическом синроме можно говорить лишь по прошествию определенного времени - от одного до шести месяцев.

О. Ш.: Американский опыт показывает, что у многих бойцов по началу ничего не было, а через время пошла симптоматика. По их описанию это выглядело так: «Сначала я впал в ступор, смотрел в одну точку, потом все прошло. А уже через время, примерно через месяц, началось снова. Я часами сижу, смотрю в одну точку, мучают головные боли, теряю сознание, не могу нормально спать»… В Сумах уже есть первые аналогичные случаи.

В. М.: У одних реакции наступают сразу, у других через несколько месяцев. Некоторые могут выглядеть «заморожено» или перевозбуждено, кто-то избегает тишины или просыпается ночь. Отдельно хочется отметить: если мы смотрим новости по телевизору, то тревожность, безусловно, у нас повышается. Мы напрягаемся, нам становится как-то не по себе. Но это никогда не приведет к ПТСР. Может быть, помощь психолога и понадобиться, но для того лишь, чтобы снизить уровень тревоги, наметить планы выхода.

- Вернемся к военным. Что боец должен знать, чтобы чувствовать себя на войне уверенней в психологическом плане?

В. М.: Солдат должен понимать: все, что с ним там происходит – это нормальная реакция организма на ненормальную ситуацию. Понимание того, что ты не сошел с ума, что ты не один такой, уменьшает внутреннее напряжение. 

Пока ты находишься там, эти реакции призваны спасать жизнь. Когда находишься здесь, эти реакции могут мешать.

О. И.: К примеру, во время боевого стресса человека может охватить паника или он может впасть в ступор. И это нормальные реакции. Информирование о таких нюансах, добавляет человеку ресурсов.

Как правило, спрашивают: «Скажите, есть ли какие-нибудь методы, чтобы мне все это не переживать»? Ну какие здесь могут быть методы? Что посоветовать? Глубоко дышать, когда рядом взрывы и свистят пули? Тут нужно понимать, что такая реакция- это адекватный ответ организма на боевую ситуацию.

Не секрет: у военных самый распространенны метод «лечения души» - накатить. С какой целью ты пьешь? - Чтобы не болела душа. Помогает? - Нет, не помогает.

Война, семья и дети

- Как в стране, где идет война, защитить психику? Есть ли универсальный рецепт?

О. И.: К сожалению, это не возможно. Мы все сейчас на войне, даже если не находимся в зоне боевых действий. Но мы можем делать все, что зависит от нас, простых смертных. К примеру, дозировать информацию, отметать слухи и фейки, распространять только ту информацию, в достоверности которой уверен на все 100%, следить, чтобы ребенок не попадал в негативное поле.

О. Ш: У меня была ситуация, когда девочка лет десяти стала бояться оставаться дома сама и выходить на улицу. Выяснилось, что дедушка все время смотрел новости. Девочка, выглянув в окно, увидела трех мужчин в балаклавах. Этого было достаточно: картинка сошлась, и нормальный достаточно взрослый ребенок стал бояться. И таких примеров много. Взрослым стоит понимать, что не надо смотреть новости круглосуточно, потому что рядом дети. Они считывают наше состояние не по тому, что мы говорим, а по тому, как мы себя ведем.

- Как уберечь детей от взрослых тревог, связанных с войной, ведь держать их в полном неведении – это же не выход, да и не получится?

О. И.: Дети, конечно, включены в тему войны (например, продавец игрушек рассказала, что маленькие девочки спрашивают, есть ли в магазине Барби в военной форме).

Все взрослые проблемы опосредовано, через родителей, касаются ребенка. От этого никуда не денешься. Через рисование, через игру дети могут прорабатывать свои переживания и страхи, связанные с войной.

О. Ш.: Для того чтобы снизить уровень тревожности, надо делать что-то вместе в семье. Что угодно – снег расчищать, играть в снежки, на каток ходить… Хорош любой вид физической активности. Еще один хороший способ реагирования – позаботиться о своем теле (массаж, ванна с маслами).

Надо как-то больше сближаться. Чаще обниматься, целоваться. Это очень помогает сейчас и взрослым и детям.

А еще надо больше разговаривать глаза в глаза, но, думая, что говоришь. Ребенку нельзя врать, нельзя его пугать. Задача взрослых - объяснить ситуацию так, чтобы ребенку было понятно, что с ним происходит.

Я против того, чтобы дети видели кровь или места смерти. У меня вызывает внутренний протест, когда по телевизору показывают, как сразу после расстрелов на Майдане родители приходят туда с маленькими детьми, как на экскурсию.

В. М.: А если вдруг погибает близкий родственник, ребенок видит, что со взрослыми что-то не так, но не может понять, что именно, и не может отреагировать. По сути, он переживает то, что и взрослые, плюс огромную тревогу из-за непонимания.

О. И.: «Папа полетел в космос» - думаю, что это не то объяснение, которое должен услышать ребенок, отец которого погиб на фронте.

Справка: Адрес Сумского филиала «Украинской ассоциации специалистов по преодолению последствий психотравмирующих событий»: ул. Кузнечная,2, офис 5

Телефоны психологической службы: 095-51-78-303, 098-36-36-702

Страница в Фейсбук