Ночной влажный и промозглый воздух беспрепятственно струился в приоткрытое окно, в комнате уже было почти холодно. Но, спящий под тонким одеялом Артур Ссыкунихин, истекал потом, метаясь по всей кровати, при этом его голова отчаянно терлась о взмокшую подушку, оставляя на наволочке последние скудные волоски, отчего площадь проплешины стремительно ширилась. Рыхлые щеки, покрытые неопрятной, хаотично торчащей порослью, сотрясались от прерывистого дыхания, пересохший открытый рот натужно выталкивал то, что должно было звучать криком: "ні, я не можу, тільки не я, нііііі!".

Снился Артурчику страшный сон! Да что там страшный, форменный кошмар ему снился!

Вот стоит он перед самым главным начальником своим, Олегом Вырвиглазом. У Вырвиглаза каска на голове задом наперед надета, смотрит сурово, молчит. Артурчик по обыкновению три пальца приветственно выставил, а Вырвиглаз ему автомат, белой краской выкрашенный, протягивает, бери, мол, кивает. Закрутил головой Артурчик, слезы сами потекли: "Навіщо? Мені цього не потрібно! " Вырвиглаз рявкнуть хотел, да ремешок от каски челюсть сдавил, рта не открыть. Стукнул он тогда кулаком по столу. И вылез из-под стола заместитель его, Игорь Конскийхвост с подбитым глазом, руки на стол положил, а из рукавов пиджака копыта торчат. Выплюнул Конскийхвост пучок сена и говорит Артурчику, воевать, мол, пойдешь, кто ж, если не ты?! И копытом крашеный автомат на край стола пододвинул.

Бухнулся Артурчик на колени, запричитал, заголосил:

- Так я ж вже, тіпа того...воював тіпа, ось! Я не можу, нііііі!
- Ти? Воював?! - удивился Конскийхвост и насмешливо прищурил подбитый лиловый глаз.

- Так я ж, ага ж, так ось же ж, фоточки, гляньте, ось я в бліндажу з автоматом, ось мої три пальці, бачите? И суетливо прикладывая три пальца к фотографии, доказывал Артурчик, что это те же самые пальцы, что и на фото.

Переглянулись Вырвиглаз и Конскийхвост. А тут из дальнего пыльного угла комнаты потянуло холодом и, отделившаяся от стены тень, подплыла к столу. Тень приняла четкие очертания бабы Тани Чёртишо, хорошо знакомые телезрителям местного ТВ. Вырвиглаз, войдя в роль сурового воина в каске, изо всех сил старался удержать монументально неподвижное лицо, чему немало способствовал врезавшийся в подбородок ремешок. Конскийхвост хотел было перекреститься, да только копытом нос себе расквасил.

На ходу снимая паутину с укладки, накинулась на них баба Таня:
- Як же можна? Он же мер і єдінствєнний вєтєран АТО в горадє! Все в нашаму місті знають, що он баєвой афіцер! Нє можна єму в АТО, мєні тагда хоть тєлєстудію закривай!

Вмиг Артурчик вспомнил: - Грьобана бензопила! А я ж уже і справді мер! С колен встал, оживился, взглядом царственным по сторонам кинул, кого бы в АТО отправить, заместителей то хватает. Почуяли соратники его перемену ветра. Стаканченко задом попятился, жиденькую щетинку задумчиво почесывая, всем своим видом показывая, мол, не время город без его светлой головы оставлять. Прыщавый студент Гомнейчук вдруг вспомнил, что ему на пары надо бежать, а то хвостов то, хвостов нацеплял! Верная подруга Чопок и та, поволоки в глаза напустила, томным взглядом высокому начальству маячит, что у них в тылу она может быть ооочень полезна!

Тут дверь распахнулась и в комнату ворвался депутат Дохляков, затараторил с порога, закликушествовал: - Верной дорогой идете, товарищи! Свабода прійдє, парядок навєдє! А скока здєлано! А?! Больше, чем за двадцать лєт папєрєдніками! А кусты, а снег? Всё больше распалялся Дохляков, пребывая по обыкновению, в какой-то своей собственной реальности. Вдруг он заметил потерянный взгляд мера и, истолковав его как призыв о помощи, привел самый весомый, по мнению Дохлякова, и убедительный аргумент - "А питание ! Питание какое в больницах стало! И для пущей наглядности резкого повышения качества питания, норовил сухонькой, шершавой от сапожного клея ладошкой, похлопать мера по той части тела, которая, и до улучшенного питания, своей формой и размером могла успешно соперничать с выдающимися формами женщин с полотен Рубенса!

Артурчик пытался увернуться, но тщетно. Вездесущая ладош Дохлякова всё тыкала и тыкала его в бока, и Артурчик побежал, побежал изо всех сил, семеня толстенькими короткими ножками, но Дохляков не отставал, он бешено скакал за Артурчиком, высоко вскидывая тощие колени и оглашая окрестности воплями "Верной дорогой идем, товарищи!" Задыхался Артурчик, глаза заволокло куриной плёнкой, сердце где-то в районе кадыка отплясывало дикий канкан агонирующего таракана! Внезапно ноги мера зацепились за единственный, оставшийся в городе, невыкорчеванный корень последнего куста...

Артурчик открыл глаза и радостно всхлипнул, обнаружив себя в собственной кровати, в мерских апартаментах. Что-то неприятно кололо и давило сбоку, в то место, где, как помнил Ссыкунихин, у него когда-то были ребра. Резко сев и, не замечая скользящих по спине капель пота, нащупал нечто жесткое, с острыми углами, выдернул из-под себя, поднес к глазам, выдохнул облегченно - его собственный фотоальбом! На каждой странице он! Собственноручно снег чистит, кусты-деревья пилит, откачкой дерьма руководит, а вот с автоматом одним, а тут уже с другим, в бронике, в камуфляже, в кресле, в кабинете, на толоке, интервью даёт... И с каждой фоточки растопырка трёхпалая торчит, пальцы вроде аж над снимком топорщатся, вроде именно эта растопырка ему всю ночь бока сверлила.

Почесал задумчиво Артурчик враз занывший бок и впервые как-то по другому на распальцовку свою глянул, борясь с желанием забросить эти хроники в формате ЗБ куда подальше. Услышав жалобно заскулившие под мерским седалищем пружины, в приоткрытое окно застенчиво просунулся нос депутата Дохлякова и, стоически, справляясь с ударившим в ноздри облаком ночных миазмов, попытался уловить настроение босса и в очередной раз продемонстрировать ему свою беззаветную преданность. Но тут чувствительный нос Дохлякова предательски чихнул, выдав своего обладателя. Вот! - осенило Ссыкунихина! Вот кто надежно сохранит мою славную историю начала восхождения на Олимп! Кинулся Артурчик к окну и поспешно пропихнул в отвор изрядно засаленный фотоальбом Дохлякову, наказав надежно спрятать и сохранить даже ценою собственной жизни, ибо фотолетопись сия ничто иное, как первые исторические хроники будущего великого вождя и учителя всех времен и народов. Зардевшийся от оказанного доверия Дохляков, спрятав реликвию под растянутым затрапезным свитером крепко прижимая к тощей груди свое сокровище, вовсе не замечал ссадин, оставляемых на теле острыми уголками альбома. Чувствуя себя просветленным, как бывает от соприкосновения с чем-то великим и значимым, он несся по улицам, блаженно улыбаясь, даже не пытался отереть с морщинистого лица благодатные слёзы, лишь счастливо шептал: "Он святой! Я чувствовал!! Да что там, я всегда это знал!!!"

PS: Вся история и действующие персонажи являются художественным вымыслом, любые совпадения с реальными событиями и людьми – случайны.

 Матеріал взято із соціальної мережі Facebook.