Рассказ Александра Зайца, десять месяцев державшего оборону на так называемой «нулевой» линии в Донецкой области, записал сумской журналист Игорь Назаренко.

На вопрос «Что было самое страшное?» - демобилизованный боец сначала теряется и отводит глаза. Я ждал эмоционального рассказа о пережитом обстреле «Ураганом», ожесточенной рукопашной схватке с сепарами или российскими десантниками… Но Александр поднимает глаза и говорит: «Когда мальчик погиб. Из местных». После короткой паузы добавляет: «Понимаешь, ему было всего девять. Я их подкармливал. Ну, чем было. Привязался ... А потом как-то во время обстрела в наш блиндаж заскакивает его брат, лет тринадцати, ручки в крови, и кричит, что малого ранило. Сильно. Я так и сел. Не смог побежать оказать первую помощь. Как-то сразу понял: это конец. Не смог себя заставить увидеть его мертвым».

Дизайнер-танкист: друзья решили сделать красивые погоны

Мы сидим в маленькой комнатке, заставленной старой советской мебелью. В шкафу на полках - книги в потертых переплетах и блеклые цветные фото детства моего собеседника, дальше - с дочерью и женой, а на стене - уже последние, где Александр в форме, с автоматом. Особая гордость мамы моего героя Натальи - грамота «По случаю празднования 70-летия со дня Победы над нацизмом в Европе» от комбрига, которую ее сын получил на Донбассе, и нагрудный знак в виде казацкого креста со скрещенными саблями «За Украину, за ее волю. АТО 2014». Этот крест вручили Александру уже в родных Сумах его товарищи по клубу каратэ вадо-кай, которые в течение года помогали земляку и его сослуживцам, собирая средства на тепловизоры и другое столь необходимое военное оборудование и не менее необходимое продовольствие. Вот и все награды за бои на самом передке в течение 10 месяцев (с августа 2014 года по сентябрь 2015-го).

В танкисты Александр Заяц попал случайно. Срочную службу проходил в Бердичеве Житомирской области в 2000-2001 годах. Служил в радиоразведке, хотя военной науки как таковой тогда в разваливающейся армии уже фактически не было. Перед дембелем друзья решили сделать Александру подарок - красивые погоны. Чтобы повысить звание с сержанта до старшины, по документам перевели его на должность «оператора-наводчика БМП-2». Именно благодаря этой «услуге» в 2014-м успешного художника-дизайнера Александра Зайца и вызвали в военкомат как танкиста. Он не уклонялся от обязанности защищать Родину, только условие поставил: чтобы научили из танка стрелять, поскольку, как это делается, не представлял даже теоретически.

Затем был краткий курс командира БМП в «Десне» в течение двух недель, где вспомнил, что такое автомат, научился метать гранату, обходить растяжки, ну и, конечно, целиться из пушки. Уже в АТО Александр (быстрый, невысокий и худощавый) исполнял обязанности и командира, и наводчика-стрелка, потому что его стрелок (крепкий сельский парень с Николаевщины) просто не помещался в тесном БМП и во время боев занимал место в окопе.

После учебки был теперь уже печально известный Широкий Лан под Николаевом, где недавно мобилизованные протестовали против нечеловеческих бытовых условий. Александр вспоминает, что и осенью 2014-го там было не сладко, но из-за ситуации на фронте держали их там недолго. После дополнительных учений по дневному и ночному слаживанию быстро отправили на восток. «Почему более чем за год войны в Широком Лане не построили нормальный полевой лагерь?! Вопрос к военным чинушам», - говорит Александр. Вообще, к тыловикам у солдат много вопросов. Но об этом чуть позже.

- Расскажи сначала, когда ты попал в АТО?

- В начале ноября 2014 года мы прибыли в Марьинку, заменив предыдущий состав, отбывший на демобилизацию. Позиции уже были оснащены: опорные пункты, окопы, траншеи, блиндажи. По словам ребят, которых мы заменили, до нашего приезда четыре месяца было затишье.

- То есть вообще не стреляли?

- Конечно, стреляли. В первую же ночь начался артобстрел со стороны т.н. ДНР. Только целились они по Красногоровке - населенному пункту за нами. Там стояли украинские части, прикрывавшие наши тылы.

- Выходит, вы стояли на первой линии обороны?

- Нет, мы стояли на «нулевой» линии, - смеется.

- Как это?

- А так - непосредственно перед их носом.

«Американские наемники с супероружием»

- Каким был ваш первый бой?

- Это произошло 6 ноября. Сепары, скорее всего, услышали новые голоса в радиоэфире и решили проверить, что за хлопцы тут приехали. Сначала начался обстрел из минометов и «Рапир». Скажу откровенно: «Рапира» страшнее. Если миномет еще можно как-то заранее услышать, то артснаряд летит со сверхзвуковой скоростью, и здесь уже не убежишь. Конечно, мы все попрятались в укрытия, но ребята на передке даже в таких условиях следили за ситуацией. И через некоторое время заметили две враждебные БМП с десантом на броне. На самом деле это абсолютное безумие во время боя ехать на броне, ведь ты на виду, ничем не прикрытый. Они либо решили нас напугать психически, или все были обкуренные, скорее всего, и то и другое. К тому же их машины прямо на ходу обстреливали наши позиции.

Эта картина до сих пор у меня перед глазами: вокруг нас свистят пули и снаряды из пушек БМП. Разрывы, осколки. Занялись и сгорели четыре частных дома. В одном из блиндажей стояла буржуйка. Стенки у нее около 30 миллиметров толщиной. Так вот, стены блиндажа и буржуйку прошило насквозь, как бумажные. Все очень испугались. Но здесь произошло наше разделение на тех, кто испугался и ничего не делал, и тех, кто так же «наложил в штаны», но открыл ответный огонь. Очень скоро мы поняли: боеприпасов много не бывает. Запасы патронов и снарядов таяли на глазах. Сориентировавшись, разделились примерно так: четверо заряжают магазины - один стреляет. Добрым словом вспомнили своих предшественников из 20-ой бригады, которые оставили нам небольшой склад гранатометов «Муха», когда в дополнение к сепарским БМП из ближней посадки выехал еще и небольшой бело-синий китайский грузовик «JAC». Он быстро развернулся к нам задним бортом, и мы увидели: в кузове на станине стоит крупнокалиберный пулемет ДШК. Чем это для нас чревато, поняли сразу. Открыли по «китайцу» такой плотный огонь, что сепары бросили свое джихад-авто и убежали, даже не сделав ни одного выстрела. После боя, кстати, мы забрали этот грузовичок себе. Он был на ходу, только в лобовом стекле осталось три круглых отверстия от наших пуль. Затем возили на нем раненых и все необходимое. Наш комбриг, когда узнал, что мы отжали у «лугандонов» «JAC», хотел забрать его себе, но мы не отдали. За что попали в немилость. Но это не важно.

Возвращаюсь к первому бою. В это время одна из наших БМП выехала на огневой рубеж и выстрелила по вражеской машине. Это был первый и точный боевой выстрел нашей бригады. Правда, стрелок в пылу перепутал и вместо бронебойного влепил осколочным. Снаряд практически не навредил машине. От удара только открылись задние десантные двери. Но этого было достаточно. Механик-водитель сепарской БМП так перепугался, что сразу круто развернулся, в результате этого неожиданного маневра командир их экипажа выпал из люка и попал под гусеницу. Размазывая бедного траками, водитель драпанул с поля боя. Одному из сепаров удалось добежать до наших позиций на расстояние до двадцати метров, когда его увидел один из наших бойцов. Наш парень выстрелил первым. Вчерашний обычный украинский крестьянин потом долго сидел одним в блиндаже: впервые убил человека! Это трудно. Позже он мне признался, что эта сцена ему еще долго снилась.

Между прочим, их вторая БМПшка, оставшись одна, тоже дала деру. На поле боя осталось четыре трупа сепаратистов. Все без документов, только у одного в кармане мы потом нашли удостоверение члена «Оплота». Возможно, среди них были и большие потери, мне это неизвестно. У нас было двое раненых. Мы забрали трофейное оружие. Их убитых мы забрали не сразу. Вскоре после отступления сепары снова открыли по нам огонь из минометов и пушек. В результате осколком был смертельно ранен один из наших танкистов - не успел попасть в блиндаж. Ему было чуть больше 20. Подобрали погибших ДНРовцев мы только через несколько дней, когда уже знали, что враг отошел далеко. За это время дикие собаки ночью успели обглодать им лица. Впоследствии сепаратисты попросили перемирия, чтобы забрать своих «200»-ых.

Кстати, о перемирии. Минское перемирие или на местном уровне - мы всегда придерживались. А они – непредсказуемы: могут придерживаться, а могут и нет. Их слова ничего не стоят.

Позже у себя в блиндаже мы смотрели один из сепарских каналов (не знаю, как сейчас, но тогда украинских телеканалов там не было вообще). Передают о последнем бое под Марьинкой и рассказывают, что их отважные бойцы нарвались на группу американских наемников с супероружием, пули от их бронежилетов, мол, отскакивают и все такое... Мы сначала не поняли, о ком речь, а потом, как разглядели свои позиции, долго смеялись.

«Когда все это закончится, обязательно поеду к ним в гости»

- Как у вас складывались отношения с местными, какие у них настроения?

- Мне обидно слышать некоторых наших политиков: мол, все, кто остался в Донецке, сепаратисты. Я считаю: если человек не взял в руки оружие, не совершил преступление, значит, его надо защищать любым способом. Он - гражданин Украины. У них могут быть свои политические взгляды, но они так же любят свою землю. Большинство оставшихся на подконтрольной нашим войскам территории - за Украину.

Но, что удивительно, представители местной администрации, которые сдавали Марьинку сепарам, теперь отвечают за раздачу гуманитарки, они - представители власти. Местные подходят к ним и спрашивают: почему люди не получают пенсии, другие выплаты? А эти оборотни им: в Киеве еще не определились, что здесь будет - Украина или ДНР. Как таких людей можно снова назначать представителями государства?! Они, я уверен, и наши позиции сдают врагу!

Со многими я там подружился, связываемся по телефону до сих пор. Они нас горячим борщом угощали, мы им помогали, чем могли. Когда все это закончится, обязательно поеду к ним в гости. Вспомним, как все было.

У каждого свой героизм

- Часто к вам генералы приезжали?

- Командирами у нас были такие же мобилизованные вчерашние гражданские, просто в вузах закончили военную кафедру и получили лейтенантов. Только однажды приехал настоящий военный - майор. Ему, я так понял, надо было отметиться на фронте для карьеры. Сначала начал кричать на нас: мол, почему небритые, почему честь не отдаете! Ну, мы не возражали. Все выполняли, как велел ... до первого обстрела. И когда вокруг начало все разрываться и свистеть, тогда уже мы начали ему команды отдавать – растерялся, бедняга. А когда дней через десять этот майор возвращался в тыл - чуть ли не целовался с нами, благодарил, что жизнь сохранили. Приезжали к нам и полковники, но на полчасика, не больше - отметиться, что были. Также я не понимаю, за что милиционеры, которые находятся далеко от фронта, в освобожденных городах и, по сути, выполняют свою обычную работу, только на Донбассе, получают при возвращении участника АТО?

Напоследок, когда мы уже прощались, Александр почему-то вспомнил:

- В тот наш первый бой, в Марьинке, один из наводчиков нашей бригады выехал на БМП, но не сделал ни одного выстрела. Мы потом насыпались на него, мол, трус, а он: не могу я по людям стрелять. Правда, потом привык: выпьет и стреляет. А вот когда мальчика ранило, он под обстрелом первый из блиндажа выскочил и побежал его спасать ... У каждого свой героизм.

Игорь Назаренко