Сумы — Москва

— Расскажи немножко о себе: кто ты и что вообще гражданин РФ делает в Сумах?

— Я человек мира на самом деле, как на одном из мероприятий меня назвали. Я консультант, бизнес-тренер, игротехник, придумываю всякие штуки, чтобы в игровой форме смоделировать реальную жизнь, понять, почему происходит так, а не иначе и почему это не работает и что нужно делать, чтоб работало. Это если так, в двух словах. А Сумы… В Сумы меня занесла судьба: я влюбился в девушку, приехал сюда, остался жить. Мне здесь нравится, мне здесь хорошо, мне здесь приятно. Я четко понимаю, что за последние три месяца Россия стала вообще каким-то страшным монстром. Я достаточно часто туда-сюда езжу, и у меня по понятным причинам много друзей из России, из разных уголков, из столичных городов, из глубинки. И те, кто сохраняет адекватное мышление, говорят, что… У меня, например, есть знакомый журналист из Костромы, который буквально неделю назад в фейсбуке написал: «Ребята, все, я уезжаю в Харьков. Здесь я работать больше не могу». И для себя я понял и решил, что я там больше находиться не буду. Поэтому здесь живу и работаю.

— Как давно ты живешь в Сумах?

— Недавно исполнился год. Я, кстати, к стыду своему, не помню точную дату своего переезда. Но это точно было в апреле.

Революция

— Следил ли ты в последнее время за событиями в Украине?

— Понятно, что следил. День начинается с того, что я просматриваю всякие разные новостные ленты. Девушка моя время от времени говорит: «Зачем ты эту фигню читаешь?» Потому что я читаю и украинские новостные ленты, и российские, и европейские, и американские. Время от времени даже включаю канал «Россия 1» и даже «Россия 24». Хватает меня ненадолго. Я никогда не думал, что можно испытывать физическую неприязнь к телевизионной картинке. То есть то, что происходило предыдущие 10 лет в стране (я имею в виду Российскую Федерацию), не нравилось, но это не вызывало таких прям рвотных рефлексов. Честное слово! Я четко понимаю, что, например, зимой за излишнюю активность я мог попасть в зону внимания как российских спецслужб, так и украинских спецслужб. Просто каких-нибудь гопников с улицы, что гораздо хуже.

— Как оцениваешь обстановку в Украине начиная с ноября?

— Хороший вопрос. Дело в том, что обстановка из состояния «Какого черта?» и «Почему?» и вообще «Объясните!» до состояния открытых военных действий — это полный спектр общественной деятельности. Просто некоторые страны через этот путь проходят десятилетиями, а Украина прошла (сколько там — от ноября до мая?) за 7 месяцев. Но то, куда катится, куда развивается вся эта тенденция, просто ужасает. Ужасает то, что происходит сейчас на востоке, ужасает то, что существует колоссальное количество версий того, что происходило в Киеве, я имею в виду январские — февральские события. Больше всего ужасает то, что с обеих сторон сейчас максимально используется принцип «Разделяй и властвуй», потому что у меня много украинских знакомых уже уперлись рогом в угол и говорят, что всех на ножи, всех на ветки. А с российской стороны все точно так же. Причем полгода назад это были нормальные, адекватные люди с двумя высшими образованиями. Кто-то из них политологи даже, и сейчас они уходят в такое глухое болото ненависти, национальной ненависти, причем на каких-то выдуманных, пустых поводах. И с учетом того, что я наблюдал примерно такую же тенденцию в России по отношению к американцам, но не настолько доходящую до такого накала страстей. И эта тенденция самая печальная и самая страшная: ведь из ненависти ничего не рождается, кроме ненависти. Хаос порождает хаос. Я по первому образованию инженер, связан с космосом и так далее, и у нас был такой замечательный основополагающий принцип Пригожина — принцип неповышения энтропии. То есть любая система стремится к хаосу. Если не прилагать усилия — система разрушится. А сейчас не то чтобы усилия не прилагаются — они прилагаются на разрушение системы, на разрушение устоявшихся отношений, традиций, взаимопонимания, просто элементарного анализа того, что происходит вокруг. И это самая страшная тенденция, которую я наблюдаю за последние 6-7 месяцев.

— На Майдан не ездил?

— Ездил.

— И не ради интереса?

— Да нет, все-таки ради интереса. Я, честно говоря, по настроениям своим — мизантроп, я не люблю, когда люди собираются больше трех человек в одном месте. Первый раз я попал на Майдан в декабре (на киевский Майдан). Я приехал в Киев по делам, и так получилось, что встреча, которая должна была быть у меня с утра, практически сразу после поезда, перенеслась на после обеда. А так как я был уже в центре, то что делать? Пришел, постоял, понаблюдал за всем этим. Очень доброжелательная атмосфера. Самое интересное, что уже после этой встречи, вечером, мы еще пошли с коллегами туда. Там были люди из разных стран: из Армении, Грузии, из России, из Таджикистана. Для них это тоже был… В декабре это был аттракцион. Причем это был аттракцион не тот, во что вылился Майдан весной. Я имею в виду, что люди хотели увидеть, как происходит реализация народного права на бунт. Того права на бунт, которое заложено в правах человека, в основных правах, наряду с правом на жизнь, правом на образование. Да.

В январе меня опять по делам занесло в Киев, я уже целенаправленно поехал на Майдан. Провел там несколько часов. Я понимаю, что каких-то особых изменений это не даст, но хотел уже почувствовать себя частью этого. Выходил на площадь и здесь, в Сумах, причем неоднократно, когда были митинги. На самом деле, такой уже финальный отголосок в марте, когда ко мне приезжал товарищ из Тулы — он очень хотел съездить в Киев. Мы поехали — прошлись по Майдану, и там я увидел печальную картину, когда собирают на «цигарки» для сотен люди, которые явно ни в чем не участвовали и сидят там просто потому, что им по приколу сидеть в центре Киева и гонять дворников — в общем, печальная картина. Я не знаю, честно говоря, что сейчас в Киеве происходит на том месте. Практически сразу после февральских событий я был на Майдане еще — это было очень гнетущее состояние. То есть от состояния опять-таки народного вопрошания, гнева с основной мыслью: «Какого черта?» и в целом очень позитивного настроя до состояния панихиды по сути дела, потому что после «Небесной сотни», после всех этих событий, конечно, это была очень тяжелая картина. А вот уже в марте — апреле наблюдалось что-то такое, из разряда «праздношатающихся», очень много появилось таких людей, которые за фотографирование с ними просили денежку…

Это уже превратилось в такой аттракцион, в шапито, которое ни к праву на бунт, ни к революции не имеет никакого отношения.

Так, значит, война?

— Как ты считаешь, нужна ли была Украине АТО и вовремя ли ее начали?

— Понимаешь, это из разряда «опускаемся до кухонных аналитиков». Вчера на кухнях сидели геополитики, а завтра будут сидеть биржевые аналитики. Но почему-то они все равно сидят на кухнях обшарпанных хрущевок. Я не могу судить, потому что я не обладаю достаточной информацией... Но вспомните 1994-2004 годы. На Северном Кавказе собрались какие-то люди, провели какой-то референдум, объявили Республику Ичкерию, объявили о своей независимости и выходе из состава Российской Федерации. Кем их объявили? Их объявили террористами. И было две войны, в которых много ребят погибло и с той, и с другой стороны. И отпечаток этих войн в Чечне (а я там проработал в прошлом году почти месяц), он до сих пор заметен. Ребята, которым сейчас лет по двадцать, воспринимают любого человека славянской внешности как человека с автоматом. Это результат той антитеррористической операции, которую проводила РФ по отношению к одному из субъектов РФ, который объявил о своей независимости. Почему украинское правительство должно действовать сейчас по-другому? Оно действует точно так же, и оно ничем не отличается от российского правительства образца 90-х — 2000-х годов. Все точно так же: есть какие-то непонятные сепаратисты, которые объявили о какой-то непонятной независимости. Их объявили террористами и относятся к ним как к террористам. Чем это все закончится, опять-таки сложно судить.

— А с утра уже мосты взрывали...

— Да. Ну, то есть здесь уже реально война. Нас сегодня утром знакомая из Москвы спрашивала, как у нас дела. Я ей отвечаю, что здесь реально идет война. А она говорит: «Ой, ты знаешь, а у нас уже вообще ничего не говорят». То есть вся информационная война про фашистов и все остальное просто сошли на нет. Потому что такого типа война невыгодна никому. И в Российской Федерации четко понимают: люди, которые помнят, а их подавляющее большинство, хотя бы Вторую Чеченскую, если они сохранили какие-то остатки трезвого взгляда на жизнь, просто проведут параллели — вот и все. Я прекрасно помню Вторую Чеченскую, как парни из соседних дворов возвращались в цинковых гробах. И здесь примерно то же самое — у меня ощущение точно такое же. Главное, чтобы это не выплеснулось дальше, потому что в России это выплеснулось на Буденновск, на Москву, на Волгоград и другие города. Опять-таки, на востоке менталитет немножко не такой, как в Абхазии, и дай Бог, чтобы ничего не произошло. Поэтому военным стратегам виднее, спецподразделениям виднее. То, что происходит подавление террористов, я считаю правильным. С террористами переговоров вести нельзя — это международный принцип. А дальше время покажет...

Билет в один конец

— Ностальгии по Российской Федерации не ощущаешь?

— Абсолютно нет. Телевизор мы не смотрим — так получилось. Приехали к родителям, там был включен телевизор, какие-то дебаты. Мне очень понравилась фраза одного молодого человека. Он сказал: «Я очень люблю Россию. В смысле березки, Есенина и все прочее. Это я люблю. А все, что происходит в Российской Федерации, я не люблю». По Российской Федерации я не скучаю. По России — да. Я, в силу своей работы, объездил почти все уголки — от Заполярья до Кавказа, от Калининграда до Владивостока. И много-много еще мест осталось, где я не бывал, и мне очень интересно каждый раз приезжать в новые города, в новые места и поражаться многообразию и масштабу России. Но по Российской Федерации абсолютно не скучаю. Наверное, не зря меня называют в городе, где я прописан, национальным предателем, потому что я туда возвращаться не хочу. И не тянет.

— А красную книжечку на синюю менять не собираешься?

— Собираюсь. Мне как раз необходимо решить некоторое количество юридических вопросов, и я надеюсь, что осенью этого года по крайней мере первый этап этого вопроса будет решен.

— Беженцем себя не считаешь?

— Нет, я не считаю себя беженцем. У меня, правда, состояние — человек мира. Но надо учитывать: несмотря на то что я родился в Москве, детство провел в Таджикистане, потом вернулся в Москву, учился там, потом в Воронеже, много-много ездил по разным городам. Собственно, недавно осуществил свою детскую мечту переехать вообще в другую страну. Живу сейчас в другой стране. Беженцем я бы был, если бы начались бомбежки Москвы, перестрелки, и я бы, взяв рубашку и зубную щетку, убежал оттуда. Вот тогда я был бы беженцем. А так я не беженец, а просто вольный человек, который в какой-то момент решил поменять свое постоянное место жительства. Мы сами кузнецы своего счастья. Все зависит от нас. Поэтому все в наших руках.

— И напоследок: что можешь пожелать сумчанам?

— Я процитирую пожелание, которое мне написали в книжке, когда я первый раз приехал в Сумы. Я приехал как раз накануне щедрования, под Щедрый вечер. Погрузился во всю эту атмосферу, потом в эти дни попал в компанию ребят, которые отмечали день рождения. И в этой компании был народный депутат, который подарил мне книжку с одним-единственным словом, над переводом которого я бился последующие полтора месяца. Там было написано: «Гартуйся». Я, наверное, вот этого и пожелаю: «Гартуйтесь!».