Что такое кризисное время, сумчанка Анна Кагадеева знает не понаслышке. Родившаяся в разгар Гражданской войны, Анна Леонидовна на своем веку пережила немало горя: голод, войну, потерю родных и близких. Но, несмотря на это, она не перестает радоваться жизни. Говорит, нет худа без добра, и самыми счастливыми моментами жизни называет те, что связаны с преодолением трудностей.

Накануне юбилея 90-летия о своей интересной, трудной, полной приключений жизни Анна Леонидовна рассказала читателям «Данкора».

«Дела давно минувших дней»

- Я родилась 23 февраля 1919 года "под грохот канонады", в самый разгар Гражданской войны. Это был самый страшный год войны, когда решался вопрос — быть или не быть советскому государству. Голод, разруха...

- Вы родились в Сумах?

- Да, жили на углу Пушкинской и Думской (сейчас это перекресток улиц Первомайской и Гагарина). Этот дом не сохранился, потому что в первые дни войны в него угодила бомба. Но нет худа без добра мы к тому времени в нем уже не жили: в 33-м году нас выселили, так как наш дом облюбовал начальник МТС (машинно-тракторная станция. — Ред.)

Родилась я в семье Леонида Павловича и Ирины Максимовны Кагадеевых. Родители у меня были очень хорошие. Отец старше матери на 27 лет. Я родилась, когда ему было 58, а маме 31. Я их младший ребенок, у меня было три брата. Но в 1918 году, уже после революции, в Сумах была эпидемия скарлатины, двое моих братьев заболели и умерли. Остался только брат Аркадий. Я своим появлением на свет, можно сказать, спасла маму, отвлекла от страшного потрясения, потому что она не перенесла бы потери детей.

«Преданья старины глубокой»

- Правда, что Ваш отец был дворянином?

- Мой отец, Леонид Павлович, принадлежал к обедневшему украинскому дворянскому роду Савичей. Но он был самый младший в семье, рано остался без отца и сам зарабатывал на жизнь. Вначале учился в Харькове в университете на медицинском факультете и параллельно посещал фортепианные классы у известного в Европе музыканта Ильи Слатина. В это время друга отца, революционера Калюжного, после убийства императора Александра ІІ сослали на каторгу в Сибирь, и отец, чтобы помочь ему, стал собирать в университете средства по подписному листу. Об этом узнало руководство университета, и отцу пришлось оставить учебу. Леонид Павлович всецело посвятил себя музыке. Вернулся в Сумы, преподавал музыку в первой гимназии. Одной из его учениц, кстати, была будущая жена Максима Горького (Пешкова) – Екатерина Волжина. Отец организовывал в Сумах концерты видных мастеров искусства.

- Где находилось родовое имение Кагадеевых?

- Имения как такового не было. Была дача в Степановке. Усадьба до сих пор сохранилась, правда, в полуразрушенном состоянии. В 2001 году я ездила в Степановку с родственниками из Сербии (которые, кстати, разыскали меня благодаря вашей газете). Спросили у людей, как пройти к бывшему барскому дому. «А, к Кагадеевке!» — ответили нам. Представляете, до сих пор дом так называют. Усадьба расположена на берегу реки, недалеко от завода. Хорошее было место.

История сумской Золушки

- А мама Ваша ведь была из простой семьи?

- Моя мама — дочь каменщика. Специального образования не имела, она окончила всего-навсего ремесленную школу, была портнихой.

Невестка Линтваревых (помещиков, к которым приезжал гостить Чехов на Луку. – Ред.), Антонида Федоровна, жена Павла Михайловича Линтварева, в то время основала в Сумах школу для неграмотных. Когда мама окончила четыре класса приходской школы, ей было 12 лет, она пошла к Линтваревой и хотела продолжать учиться в ее школе, но Антонида Федоровна сказала, что маме там делать нечего, так как она уже умела читать и писать, и предложила маме собрать подружек и прийти к ней обучаться шитью. Она из Москвы выписала для девочек (их было 7 или 8) закройщицу, модную француженку, пригласила прекрасных педагогов из гимназии, которые бесплатно занимались с этими девочками в воскресные дни, преподавали литературу, историю, языки. По окончании учебы моя мама и ее подруги получили право открыть собственную швейную мастерскую. Одна из учителей, тоже Линтварева, дала им деньги на приобретение швейной машины. В то время мама увлеклась идеей Чернышевского, и несколько девушек решили открыть мастерскую по примеру Веры Павловны (героини романа Чернышевского "Что делать?"). Девушки сняли полуподвал в доме Леонида Кагадеева (на углу Пушкинской и Думской). Так папа познакомился с мамой. Два года мама и ее подружки работали в этой мастерской, собрали девочек, которых обучали грамоте, шитью, кормили их, водили в театры, на концерты, учили петь. Зарабатывали тем, что брали заказы. Жили коммуной. Мама была интересным, содержательным человеком, и папа увлекся ею. Мама тоже влюбилась, и они поженились.

Законы голодного времени

- В советское время маме предложили работу учителя труда, она вела так называемую рабочую комнату в школе №1, учила детей шитью, вышиванию, а мальчишек тоже надо чему-то учить. Тогда мама освоила и переплетное дело, и столярное — всего понемножку, даже научилась паять кастрюли. Помню, мальчишки приносили из дому кастрюли и чинили их вместе с мамой.

Когда был голод, в 1933 году, как-то мама пошла на базар. Расплачивается — вдруг какой- то мальчишка вырвал у нее кошелек и убежал. И что вы думаете? Подходит к маме подросток, видно, ее ученик: «Что украли? — спрашивает. — Пойдемте». Вывел маму на Петропавловскую, завел в какой-то двор, свистнул, выходят двое мальчишек. «Давай кошелек!» Отдали. «Проверьте, все там?» Мама очень удивлялась: «Ну, вы представляете, все вернули!»

- А Вы помните голодомор, 1932-1933 год?

- Конечно помню, я ведь уже подростком была. Голод был, но мы спасались, во-первых, тем, что было ценного, пошло в торгсин (торговля с иностранцами. — Ред.). Кроме того, мама работала в школе, а учителям тогда давали клочок земли и у нас на Косовщине был огород. И я с мамой ходила его обрабатывать.

«Идет война народная»

- Я окончила химико-технологический институт в Харькове в 1941 году, мне диплом вручили за три дня до войны. На лето должна была ехать на Кавказ работать инструктором-альпинистом. Перед поездкой решила приехать в Сумы на пару дней повидать родителей. Я была в Сумах, когда 22 июня в 12.00 Молотов сообщил, что началась война. Раз война — значит, я должна работать. Поехала на Харьковский завод «Серп и Молот» и стала мастером гальванического цеха. Все четыре месяца, до сдачи Харькова, работала на заводе, он перестроился на производство минометов и мотоциклов для фронта, мы хромировали и никилировали детали к мотоциклам и воронили стволы минометов. В октябре 41-го, где-то в середине месяца, немцы уже подошли близко, и было решено укреплять город — рыть противотанковые рвы. Нас, молодежь, послали на эти работы.

Через несколько дней мы услышали взрывы в Харькове — взрывали заводы, и уже последние эшелоны с людьми и оборудованием покидали город. Мы вернулись в Харьков, когда отправлялся последний эшелон, могли бы уехать с ним, но я и моя подружка Нина растерялись, не знали, что делать. Было страшно.

Голод ужасный, ходили в поле собирать остатки овощей, воды нет, топить нечем. За работу мы получили по 700 рублей, за которые ничего нельзя купить, так как магазины не работали, базары пустовали. Как-то мы решили попробовать что-то купить, вышли на площадь Тевелева и, о ужас, на каждом балконе — повешенный человек... Мы как увидели — бегом домой. Оказалось, что партизаны подорвали немецкий штаб, там их генерал погиб, и немцы хватали каждого десятого и казнили…

Когда ликвидировали заводскую столовую, нам выдали по килограмму сахару, перловки и по буханке хлеба. Мы решили податься в Сумы. Все железные дороги были взорваны, и единственным способом добраться домой было идти пешком. С большим трудом получили пропуск до Сум, собрали вещички и пошли. Это были последние числа ноября, 27 градусов мороза, очень холодно. Больше недели шли вдоль железной дороги. По пути попадались то мужик, то подросток застреленные.

У нас с собой было несколько кусков туалетного мыла (тогда была большая ценность), и мы им благодарили крестьян, которые пускали на ночлег.

Возле Харькова в селах все очень бедствовали, но один раз нам повезло, уже под Ахтыркой. Помню, возле Климентово хуторок был — Литовка: посреди леса несколько хаток на берегу Ворсклы. Мы вышли к реке, и надо было пройти по льду. Мы шли, а во льду замерзшие листья кувшинок, травы – красота! Несмотря на то что мы были голодные, несчастные, эта красота нас так поразила! Перешли Ворсклу и постучались в первую хатку. Нас пустили, предложили ночлег, накормили пирогами с картошкой, напоили чаем с калиной и медом. Представляете?! И уложили спать на теплой печи. Эта Литовка мне очень запомнилась. И когда у меня через много лет были горькие дни, я вспомнила Литовку и решила поехать туда на лето. Сняла у лесника комнатку, разыскала тех стариков...

Как я стала музыкантом

В Сумах мы с Ниной недолго вместе прожили. Я работала в строительной конторе, а Нину вскоре забрали в Германию.

Мы с мамой переехали на улицу Лебединскую (ныне Кирова), жили в одной квартире с Софьей Константиновной Шостовской, преподавателем французского и немецкого. К ней приходил какой-то человек, фамилии и имени я не помню. Она говорила, что он профессор из Москвы. Решив усовершенствовать немецкий язык, приходил к Софье Константиновне заниматься. Она рассказала ему, что мою подругу забрали в Германию и я боюсь, что и меня заберут. Он взял меня на работу к себе в сахаротрест, где был начальником (сахаротрест располагался на улице Горького), но поговаривали, что его наши оставили работать в тылу. Узнав от Софьи Константиновны, что я дочь музыканта и умею играть на фортепиано, сказал: «Нужен концертмейстер в Театр Щепкина. Основная труппа уехала в эвакуацию, а часть осталась. И эта часть решила возобновить работу, а музыкантов не хватает». И добавил, что из театра в Германию не заберут. И я вынуждена была идти и стараться остаться в театре, чтобы меня не угнали в Германию.

Театр во время оккупации

- Во время войны публики в театре было мало, в основном приходили немцы. Директором театра тоже был немец – доктор Бомер, очень интеллигентный человек, он хорошо относился к актерам.

- Репертуар помните?

- Играли спектакли «Наталка-Полтавка», «Запорожец за Дунаем», «За двумя зайцами», «Майская ночь», иногда концерты давали, я аккомпанировала. Потом меня пригласили в музыкальную школу концертмейстером.

Любовь во время войны

- Это было 23 февраля 1943 года, мой день рождения. Наши уже освободили Харьков и почти дошли до Сум. Я пришла на репетицию, нас даже не пустили в театр, сказали, репетиции не будет, а когда будет, сообщат. В общем, происходило что-то странное. Мой будущий муж, Михаил, тоже работал в театре. Узнав, что репетиции нет, он пригласил меня пойти погулять. Погода была замечательная — солнечный день, красота! И мы пошли к реке, прошлись над Пслом, только вышли из парка, поднялись к зданию банка (теперь художественный музей) видим — на стене прокламация: «Всем мужчинам срочно явиться на площадь». Как оказалось, немцы решили вывезти все мужское население из города. Михаил говорит: "Я не пойду". Я позвала его к нам, и он остался, мы его долго прятали от немцев. Когда наши пришли в город, он ушел на фронт. Вернулся летом 1946 года. Мы поженились и уехали во Львов, где Михаил поступил в консерваторию.

Научите жить

- Я работала хорошо, добросовестно, мне предложили перейти в консерваторию, но я отказалась.

- Почему?

- Я чувствовала, что я на месте в училище, а для консерватории не дотягиваю, потому что у меня не было фундамента, такой подготовки, как у тех, кто с самого детства посвящает себя музыке. Человек должен быть на своем месте.

- Анна Леонидовна, поделитесь рецептом преодоления трудностей.

- Как я преодолевала трудности? Просто старалась преодолеть. Дело в том, что преодоление трудностей – для меня удовольствие. Я вспоминаю, что самые счастливые моменты в моей жизни – это самые трудные.

- А какие моменты в жизни можете назвать самыми счастливыми?

- Эпопея с переходом в Сумы, учеба в консерватории. Или вот, например, когда получили квартиру, вернее комнату во Львове, где были клопы, вся закопченная, ужасная, денег нет, сами все очищали, белили, красили, находили кирпичи, чтобы заложить дверной проем, из досок сделали стол, на свалке нашли остов железной кровати, покрасили, положили доски, и это у нас было семейное ложе. Михаилу первые месяцы не давали зарплаты. Помню, первые деньги он получил накануне 7 ноября, мы пошли на базар, там какая-то бабка продавала гуску, и мы ее купили. Но оказалось, что это был старый-престарый гусак. Мы его варили-варили несколько часов, но безуспешно. И когда мы потом вспоминали, как притащили этого гусака, и первую нашу мебель – табуретку (она одна у нас была) – мы были так счастливы!

- Да, даже не верится, что один человек может столько всего пережить за одну жизнь...

- Да... Зато я все умею. Вот вчера у меня в квартире ни одна лампа не работала, а сегодня работают все три.

- Сами починили?

- А как же!

- Вы говорили, что накануне войны должны были ехать на Кавказ работать инструктором по альпинизму. Так Вы побывали на Кавказе?

- Конечно! От Казбека до Эльбруса исходила весь Кавказ, когда-то от Орджоникидзе (Владикавказ) до Казбека 43 км в один денечек пешком прошла.

- А последний раз в горах когда были?

- В 2002 году со львовскими альпинистами поднималась на Говерлу.

Лучший подарок

- Какой день рождений Вам запомнился особенно? Может быть, подарок особенный получали?

- Да, запомнился. Это было в детстве. Родители подарили изумительные краски «Пеликан»... Это был самый лучший подарок.

Стены в квартире Анны Леонидовны украшают пейзажи и натюрморты собственной работы, есть здесь несколько портретов ее матери. А еще Анна Леонидовна собирает портреты, как она говорит, хороших людей. Прочитает о ком-то книгу, впечатлит ее судьба человека и обязательно поставит в серванте портрет. Здесь соседствуют Корней Чуковский с Лесей Украинкой, Левитан с национальным героем Индии Ганди...

После знакомства с Анной Кагадеевой пополнилась и моя "коллекция" хороших людей, правда, в виде интервью. Надеюсь, что читателям оно понравилось.