Первый раз он отправился на восток в июне. На днях вернулся в Сумы и снова отправился на передовую. Рассказ о пребывании в зоне АТО был очень эмоциональном, но, похоже, правдивым. У 51-летнего командира отделения просто накипело…

Мы спасаем Европу

— Прежде всего я хотел рассказать для того, чтобы это могли услышать туполобые власть имущие в Киеве. 24 августа началась Третья мировая война. Я не хочу, чтобы люди паниковали, но это так. АТО уже нет давно. А там, наверху, этого не понимают. Нацист Путлер развязал эту войну. Если не дойдет тугодумам европейским, то он будет под Берлином, потому что ГДР когда-то была советской. Он и это вспомнит. Надо останавливать его здесь. Нам не надо людей, нам надо высокоточное оружие. И все. Разве много просим? Мы стоим, мы спасаем Европу. Неужели они не могут понять этого? Значит, они не на своем месте...

Батяня-комбат

— Расскажите о вашей службе.

— Наш батальон, 39-й батальон территориальной обороны Вооруженных сил Украины, стоял в Старобешевском районе (Донецкая область. — Ред.), когда в Украину вошли российские войска. Они сначала скрывали свои шевроны (были белые повязки на руках), а потом даже не скрывали, кто они. Нас потрепали очень сильно. Сейчас масса наших находится в плену, есть и «двухсотые» и раненые. Мы пробирались кто как может по полям, по лесам, по болотам. Нашего комбата, полковника Пасичнюка Сергея Васильевича, в данный момент обвиняют в дезертирстве и в том, что покинул поле боя. Это боевой командир. В батальоне все до единого, все — за этого, можно сказать, легендарного человека. Он вывел остатки батальона сначала под Волноваху, потом в Гуляйполе Запорожской области. Приезжала прокуратура туда, наша тыловая, и возбудила против него уголовное дело.

Может, в Киеве не понимают, потому что те, из-за кого полегла масса людей, в частности 92-я бригада, которую завел начальник АТО генерал Хомчак, почти уничтожены. А сам генерал уехал в Днепропетровск, в обратную сторону. А бригаде сказал: от пункта А до пункта Б — на полных парах… Хотя, по мнению бойцов, которые звонили нам (из оставшихся), говорят: он знал, что там западня. Встретили минометами, потом танками — бригады нету. Остатки где-то бегают по полям, по лесам.

У наших ребят, которые остались там (из 39-го, 40-го батальонов,
51-й, 92-й бригады, батальонов «Донбасс», «Шахтерск» — их там человек 400 собралось), была возможность выйти, но полковник Макаренко запретил выходить и приказал окапываться против танков — с автоматами. В итоге договорились с нацистом Путлером, что он даст коридор. Пошли по коридору, и их накрыли. Осталось в живых меньше сотни. Наш сумчанин, возможно, тоже среди «200-х». Фамилия его Самосадов. Дай Бог, чтобы он был жив. Я до последнего верю в это. К сожалению, они там до сих пор лежат: забирать убитых запрещают.

Каждый добирался как мог. Мы вдвоем — полями, лесами… И в итоге пришли на пополнение. Я хотел сообщить только одно: если против нашего комбата будет заведено уголовное дело, восстанет весь батальон. И не только наш. Там вроде по 40-му батальону тоже завели дело. Тех, кто виноват в гибели людей, почему-то награждают, ну, в крайнем случае, увольняют, хотя их судить надо. А против тех, кто вывел из западни бойцов, молодых пацанов, возбуждают уголовные дела.

— Скажите, тактически мы сейчас наступаем, обороняемся?

— После того как вошла российская путлеровская армия, мы, естественно, обороняемся. Если у президента в голове будут выборы, они дойдут и до Киева. Надо военное положение объявлять немедленно. А так батальоны… Что батальоны, если они без такого вооружения, как у россиян?! Они полностью снабжены. Я лично видел, побывал полчаса в плену. Я убежал через забор. У них даже зимняя амуниция есть, уже подготовились к зиме. У них полно бронетехники. Наша тоже есть, но она стоит неизвестно где. И туда, где она должна быть, на передовой, ее почему-то не посылают. Кто-то, наверное, зарабатывает на этом. Бог его знает. Какие мысли? Куда делась техника?! Танков нет. Нам бы десяток танков «Оплот» — мы бы их смели. У нас есть «Грады», а наводчиков, корректировщиков огня нет. Могут пострелять, и впустую. Почему-то призывают не тех людей, кого надо. Идут, просятся добровольцами знающие, умеющие — их не берут. Или возраст не тот, или еще масса причин находится. Много молодежи, но времени учиться нет. Нужно делать ставку на добровольцев. Я предлагал создать батальон, только нужно было профинансировать в Днепре. Мы бы их всех там вырезали. Говорят: нельзя. Будете служить там. Служишь, а сбоку у тебя с прорегиональскими взглядами, коммуняки. И они ждут момента, чтобы в бок нож всадить и сбежать на ту сторону.

— Какого возраста солдаты в вашем батальоне?

— Я самый старший. Есть еще 48 лет. А так молодежь. И комбат моложе, но очень талантливый человек. Замкомбата, Сан Саныч, тоже очень хороший, талантливейший командир. Но их стараются убирать, возбудить что-то, чтобы они думали не о том, как людей вывести, а о тех судебных делах, которые висят над ними дамокловым мечом.

Я бы в армию пошел

— Скажите, Вы добровольцем пошли или Вас мобилизовали?

— На тот момент, это начало июня, меня не принимали в нашем военкомате. Мне 51 год. Сказали, что старый. Пришлись через Днепр — там решили вопрос, и там же я остался, в 39-том батальоне. 6 июня принял присягу, 7-го уже были под Мариуполем.

— А какой у Вас военный опыт?

— Я 30 лет назад служил на флоте, призывником. С тех пор не держал в руках оружия. Автомата вообще не держал, тут только. У меня строительная фирма, но с начала Майдана не работаем. Хорошо, что люди добрые помогают. Я благодарен нашему мэру Александру Николаевичу (Лысенко. — Ред.). Постоянно помогает, постоянно. Только приезжаем, что-то надо — сразу помогает. Это не пиар. Если бы Чмырь (экс-губернатор Сумщины. — Ред.) помогал, я бы сказал, что Чмырь помогает. А Шульга (нынешний губернатор Сумщины Владимир Шульга. — Ред.) обдурил меня: я ехал на передовую, бронежилета не дал, хотя на первом этаже в администрации 110 бронежилетов лежало. Иван Боршош каску достал. Первый раз я это все привез. Теперь Александр Николаевич помог.

— С кем Вы пробирались оттуда? Это тоже был сумчанин?

— Влад его зовут. Этот человек уже стал известен. Он был в плену, беседовал с нашим президентом. Но есть мнение, что президент его не услышал. Нас проводили наши замкомбата и комбат. Там телефонная связь не везде есть, поэтому мы урывками получали информацию, куда двигаться, потому что мы вообще не знали, где находимся. Чтобы не нарваться на посты, выбирались с помощью нашего комбата. Вот за это он и назван «предателем» — за то, что помог нам выбраться и массе людей остаться в живых.

— А сколько всего в батальоне было сумчан?

— Всего пять человек и еще один... Он жил в Днепре, но дер-жался всегда с нами, считал себя сумчанином. Мы были на шестом посту. Мы пытались пробить эти два кольца противника. Но не смогли нашими силами пробить, у нас брони нет. А по бумагам, как оказалось, у нас там брони валом. Не буду говорить, что у нас было, но не броня точно. То есть искали козла отпущения. Надо, чтобы кто-то понес наказание — нашли нашего комбата.

Нас сливают

— Говорят, в руководстве АТО, Вооруженных силах есть засланные российские казачки?

— Да, это всем известно. Это уже не новость. Идет полный слив. Не успеваешь приехать — уже накрывают. Только звонишь, говоришь, что там есть броня российская, надо ее погасить — через 10 минут эта броня снимается и уходит. Люди выживают, как могут. Даже выходили на американскую разведку самостоятельно. У нас нет прокуратуры. Сомневаюсь, что у нас президент есть. Пускай поедет и услышит, что о нем там думают. Не только ж выборы, надо и о людях думать! Там молодые ребята. Их даже не дают забирать оттуда. Российская армия раненых добивает полностью. Там нелюди просто. Особенно кадыровцы. И якуты, я имею в виду «тюбетейки» — так мы их там называем. Сброд разный. Зашли в Старобешево, добили наших раненых. Для них это нормально. Как кролика убить, так и человека. Наших ставят перед минометами, перед артиллерией и стреляют. А мы не можем, потому что наши стоят. Ну, как Путлер и говорил, что будут людьми прикрываться, как нацисты делали. Путлер и вся его банда — это сумасшедшие люди. Доктора должны сказать, но там явно какая-то маниакальная шизофрения. Это больные люди, с ними нельзя садиться за стол переговоров. О чем можно говорить? О каких-то личных интересах? Тем более если уже угрожает ядерным оружием. У человека крыша съехала. Надо санкции полностью ввести, баррель нефти опустить до 50 долларов, чтобы он задохнулся в своем вакууме.

— Какое у вас вооружение?

— Мы вооружены слабо. Против россиян мы голые. Только автоматы. Первый раз, когда шли, патронов было на три минуты боя. А потом убегай, бросай, отбивайся прикладом. Сейчас вроде получше. Вооружение совсем не обновляется. Обновляется только в их головах в Киеве. Им когда пропиариться надо, тогда говорят, что туда-то пошли танки, БТРы. Ничего там нет. Ничего! И это должен понять президент. Он главнокомандующий. Если министр обороны — сторож, о чем можно говорить?! Он понятия не имеет, что это такое. А настоящих генералов, боевых, не допускают. Слив идет сверху.

— Неудача под Иловайском, по Вашему мнению, что это? Неудача тактическая или...

— Это непрофессионализм власть имущих. Я говорил про генерала. С ним нужно не просто разбираться. Мы, простые люди, понимаем. Если президент наш не понимает, пускай поедет туда, послушает людей. Его ж проклинают все. То сделал мораторий этот. Нам нельзя стрелять, а они окапываются, бетонируют… Столько наших погибло! Это ж он сделал. Он в кабинете не слышит этого. Кончено, могут найти таких, которые будут заискивать перед ним. И такие есть. Но я правду говорю. Надо делать какие-то выводы из этой правды. Действительно, люди гибнут. Где ваши спецслужбы? Пересмотрите руководящий состав. Не все, но там масса засланных казачков.

— В чем вы сейчас нуждаетесь?

— Ну, люди добрые помогают с обмундированием. Нам бы подобие джипа старенького — мы бы поставили на него АГС (гранатомет. — Ред.), пулемет, могли бы наезжать на противника, как они делают.

Отношение местных

— А как местное население относится к украинской армии?

— По-разному. Когда приходим, соотношение 80 на 20 не в нашу пользу. Потом, когда видят, что мы не стреляем по населению, по больницам, по домам, вплоть до того, что потери есть, но есть приказ — не стрелять, там понимают это. А террористы палят, чтобы тень на нас бросить, якобы это мы. Сразу отношение резко меняется. В том районе, где мы были, сейчас 60 на 40. Все-таки 40% в их пользу. Это такие, которых уже не переубедить. Они знают, что это банда, но они за них. Это уже все, клиника, никакие рецепты не помогут. Это на всю жизнь. Есть такие.

— Помогают солдатам проукраински настроенные?

— Люди везде одинаковые. Наш народ никогда не победить. Если взять наше снабжение, в частности питание, то становится понятно, что Янукович все разворовал. Нет ничего. Люди все понимают. Мы живем только на том, что люди принесут, честное слово. Приехали в Гуляйполе, там люди наносили столько всего, что мы уже просили: хватит. И под Волновахой то же самое. Везде. Наш батальон побывал везде — под Снежным, под Мариуполем. Все люди одинаковые. Есть, конечно, такие, что явно выражают свой негатив, но реакции с нашей стороны на них никакой. Проехали и проехали. А так, люди прекрасные. Информацию дают разную. Там есть просто святая женщина. Будем ходатайствовать, чтобы ей хотя бы дали участника боевых действий и наградили. Она из Днепра. Мы познакомились с ней на Майдане. Она недавно вывезла четверых наших ребят на своей машине. Есть еще одна, тоже помогает. Это бесстрашные, святые люди. Побольше бы таких…